Патруль



Глава 1
Мужское решение

27 декабря 1994 года. Станица Петропавловская. Чеченская республика.

Вторник начался с помощи операм.
Нам предстояла зачистка дома в деревни, где располагался большой запас фальшивых долларов известно на какие нужды новоиспечённой свободной Ичкерии. Информация подтвердилась и валюта была изъята, а подозреваемые отвезены в изолятор. К счастью, обошлось без жертв и даже без стрельбы, однако нервы и время это сожрало.
Сегодня обед догнал нас позже обычного…
Душный предгорный воздух был густ, словно кисель, и в нем неподвижно висел голос из телевизора. Сквозь треск помех и свинцовую усталость мы, четверо мужчин, собрались у черно-белого экрана. Комната в брошенном доме казалась мне убежищем на краю света — хрупким и ненадежным. Но тёплым, потому как печка топилась круглосуточно. Именно это и спасало от сырости и окружающего нас холода.
Да-а, климат тут конечно, совсем не сибирский. Весь декабрь днём небольшой минус, ночью попрохладнее, иногда доходило и до десяти. Грязь на дорогах хоть и подмёрзла, но ездить можно, а то в прошлом месяце уже не раз приходилось выталкивать наш УАЗик просто потому, что даже он не вывозил, утопая в грязной гуще здешних дорог.
Мы сидели в камуфляже цвета «орех», пропахшем многодневным потом, потому как нормально постираться тут и банально негде. И некогда. Можно, конечно, воды с колонки натаскать флягами и после греть в кастрюлях на печи. Для личных нужд вполне сойдёт, а вот форму привести в порядок уже очень проблематично.
На столе стояли пластиковые бутылки со сладкой газировки «Колокольчик», на газетке круглая нарезка колбасы вперемежку с прямоугольничками сыра. Хлеб, банка соленых огурцов.
Все мы офицеры МВД, костяк одной из групп СОБРа, застрявшей в этом бардаке.
Наше оружие — привычное продолжение рук — было всегда рядом. У меня, у правого бедра прислонённый к столу, как суровая икона, стоял ручной пулемет Калашникова — длинный, массивный, с изогнутым рыжим рожком-магазином. Только я один знал его «характер» до последней засечки на прицеле. Двое моих товарищей, Сергей и Марат, положили рядом с собой АКС-74, удобные для боя в тесных дворах и помещениях. А четвертый, Михалыч, молчаливый и цепкий, не расставался со своей бесшумной винтовкой ВСС «Винторез». У каждого из нас на широком армейском ремне кожаная кобура с ПМ — последним, пусть далеко и не самым эффективным аргументом в любой схватке. В углу комнаты, в разгрузочных жилетах, находился личный боезапас.
Я уставился на экран телевизора, где миловидная девушка в темном платье звонко анонсировала:
— Уважаемые телезрители, предлагаем вашему вниманию обращение Президента Российской Федерации Бориса Николаевича Ельцина в связи с ситуацией в Чеченской Республике.
— А-а! Пацаны может переключим, а-то сейчас начнётся «У-у-у-у понимаешь россияне⁈» — скривившись, предложил Марат.
— Да не, давай оставим, может, что умное скажет? — возразил Сергей, захлопывая печную дверцу после очередного заброса туда партии дров.
— Уважаемые граждане России! — пожалуй, этот голос можно безошибочно различить среди миллионов других голосов. — Обращаюсь к вам в связи с обстановкой в Чеченской Республике.
Михалыч фыркнул, но ничего не сказал.
— Мы же все знаем что он нам скажет? Что наше с вами тут участие это следствие его: берите суверенитета сколько сможете проглотить? — улыбнулся Марат и выключил телевизор, и в целом я был с ним согласен.
— Это было еще до расстрела своего парламента, надо понимать, что это другое. — вернулся к столу Сергей.
— Говоришь, как ярый коммунист и противник демократии! — снова улыбнулся Марат, — Он бы сейчас вещал нам долго и нудно, часто повторяя одни и те же слова. Рассказывая всё то что мы тут и так видим. А какие решения им приняты в связи с этим вот всем, непонятно…
— Что тут непонятного, срочно, послать четырёх собровцев, к чёрту на рога ждать того, не знаю чего! Понимаешь. — поддержал Марата Сергей, карикатурно парадируя Ельцина.
— Э-э, балагуры! — отмахнулся Михалыч и натянув на себя вязанную шапочку, встал и накинув разгрузку, удалился со своим Валом из дома. — Я курить!
— Всё пацаны, баста. А-то с этой критикой забудем зачем мы тут. — отрезал я.

Повисла молчаливая тишина. Практически до того момента, как Михалыч вернулся с перекура, повеселевший. Никотин, будь он неладен, всё-таки успокаивает хоть и провоцирует рак и даёт зависимость от которой потом так тяжело избавиться. Я смотрел на их усталые, небритые лица. И мысленно проговаривал, зачем именно я тут? Затем, чтобы в соседнем селе не сожгли еще один дом русской учительницы. Чтобы на рынке не зарезали очередного отставного прапорщика-славянина. А на заборах не наматывали кишки, как знак что в доме еще можно чем-то поживиться. Автономия автономией, а по всей периферии распавшейся страны, планомерно и неуклонно начали угнетать, выживать, унижать наших, русских людей. И я был здесь для того, чтобы этого геноцида — за частую тихого, бытового, но оттого не менее страшного — не произошло. Чтобы поставить свою грудь, свой пулемет, свою афганскую закалку на пути у этой волны.
Я глубоко вздохнул и потянулся к бутылке с газировкой. Пузырьки неприятно щекотали горло, однако горечь внутри не смывали.
— Знаете, братва? Я тут подумал походу штурм будет! — понуро выдохнул Марат.
— Ясен-красен! — пробурчал Михалыч, синимая разгрузку.
— Скорей бы, всё случилось, зайдём, пару выстрелов сделаем, Дудаев убежит и всё наладится! — задумчиво и мечтательно выдохнул Сергей.
— Хорошо бы… — выдохнул я, — Придётся потом по всей Ичкерии бегать, порядок наводить.
— Лучше уж зачистки, чем встречный бой. — выдохнул Михалыч, садясь на стул.
— Ага зачистки, сначала выдаём оружие, а потом его изымем. — еще шире улыбнулся Марат.
— Муравей — Муравейнику! — громко заговорила рация Р-159 стоящая у стены. Звук был слышен даже сквозь гарнитуру, — Муравей — Муравейнику!
— Вовремя выключили телик. — проговорил Марат подходя к зеленоватой сумке с торчавшей оттуда верхушкой и антенной. — Муравей на связи.
— Муравей. Выдвигайся на блок-пост на Р-308, там заберёшь человека, и доставишь в штаб. Как понял?
— Мы такси им, что ли? — спросил повернувшийся к нам Марат.
Но рация продолжала требовать:
— Муравей — Муравейнику! Как понял?
— Может скажем, что машина не на ходу? — спросил он у коллектива.
— Поехали проветримся! — выдохнул я, вставая со своего стула.
Какие-то двадцать минут пути и мы, вновь покидая охраняемое внутренними войсками полузаброшенное село, едем в УАЗике с завешанными бронежилетами стёклами по замёрзшей грязной каше к тому самому блок-посту. Он словно маленькая крепость, вписался в разбитую дорогу у небольшого мостика со шлагбаумом, через небольшую речушку.
По обе стороны от шлагбаума, сваренного из водопроводных труб, громоздились мешки с песком в несколько рядов, образующие низкие, но основательные брустверы. Сверху были натянуты маскировочные сети, кое-где порванные осколками. Через дорогу змеился искореженный забор из спирали Бруно — колючей проволоки, а за ним угадывались бойницы для стрелков. На флангах, прикрывая подступы, стояли два БТРа, их броня была в свежих выбоинах и следах от сварки, а стволы пулеметов смотрели куда-то в сторону едва виднеющегося города. Воздух тут пах гарью и свежестью текущей еще не замёрзшей реки Нефтянки, бензином и холодной землей. А над этой «крепостью» полощется на ветру простреленный российский триколор.
Не успели мы остановиться как от одного из БТРов, поправляя разгрузку, к нам поспешил невысокий, коренастый, с обветренным до красноты лицом и цепким, спокойным взглядом мужчина лет тридцати плюс. Увидев наши «флоры», он коротким, энергичным шагом имитирующим строевой приблизился ко мне выходящему из машины.
— Майор милиции, Шукшин, СОБР. — представился я.
— Командир взвода, старший лейтенант Зубчихин, — отрекомендовался он хриплым, простуженным голосом, приложив ладонь к такой же, как и на нас, вязаной шапочке. — Значит, вас за иностранцем прислали? Вот только он не один, у нас еще гражданские — беженцы из Грозного. Я их с вами отправлю, а то тут неспокойно, нет-нет да и обстреливают.
Он кивком указал на старый ПАЗик, стоявший в отдалении, за линией проволоки. Возле него теснились люди — женщины, старики, с узелками и чемоданами. Они молча смотрели на нас, на солдат, на стволы БТРов — взглядами, в которых застыла усталая покорность судьбе. Старлей был без знаков отличия, но с оружием и, по сути, от срочников отличался лишь возрастом. Ну, это мудрое решение. Ведь говорят, что за офицеров духам платят больше, чем за солдат, а самая популярная у наёмников профессия — это снайпер.
— А этот «гость» для нас? — кивнул я в сторону группы у КПП, где выделялась яркая синяя куртка.
Зубчихин нахмурился, его скулы напряглись.
— Так точно. Журналист. Американский. Документы в порядке. Но ведет себя… не по-граждански. Просится в штаб управления. Бьет на то, что у него информация «кремлёвского» уровня. — Старлей бросил взгляд на «американца», в котором читалось профессиональное недоверие. — Кадровик во мне, товарищ майор, чешется. Уж больно он не похож на пишущую братию.
— Какой еще нахрен журналист? И почему к нам? — буркнул я, чувствуя знакомое напряжение. А с другой стороны, куда деваться⁈ — Ладно, давай сюда эту птицу.
Зубчихин свистнул и поманил к себе пальцами того самого парня. Сухой, светловолосый, в нелепо яркой синей пуховке. На плече у него висела сумка, какие используют для носки видеокамеры. Но дело было не в экипировке. А во взгляде — спокойном, уставшем и цепком. И в ушах. Они были неестественно правильной формы, будто их лепил заново пьяный хирург. Он не производил впечатления журналиста. Скорее — борца, который перенёс туберкулёз.
— Старлей, я поболтаю с ним тет-а-тет пару минут, — проговорил я, направляясь к парню.
— Да сколько угодно, — отмахнулся командир взвода, для него этот гусь был слишком уж в напряг.
Я подошёл к нему вплотную.
— Понимаешь по-нашему? — бросил я без предисловий.
Парень медленно кивнул. Его губы тронула едва заметная улыбка.
— Понимаю, — ответил он с лёгким, почти неуловимым акцентом. Голос был тихим, но без тени неуверенности.
— Зачем тебе в штаб разведки? — спросил я, впиваясь в него взглядом.
— Очень надо.
— Всем надо, — отрезал я.
Он на секунду задумался, словно взвешивая риски, и выдохнул:
— У меня информация. По планам обороны боевиками Грозного. Если начнётся штурм… Это непременно должны учитывать в штабе, иначе жертв будет много ненужных.
— Они и так будут. А ты не очень-то и похож на журналиста, — сказал я, переводя взгляд на его сломанные костяшки, едва выглядывавшие из-под рукавов.
Американец посмотрел мне прямо в глаза, и его следующий ответ прозвучал уже без единого признака акцента, чётко и ясно, как приказ:
— Все профессии нужны, все профессии важны.
От этой внезапной, абсолютно нашей, советской цитаты, вставленной в адскую чеченскую реальность, у меня похолодело внутри. Парень видел мою реакцию и продолжил, почти шёпотом:
— Не поможешь мне, майор, погибнет очень много русских парней!
— Откуда ты знаешь, в каком я звании? — спросил я.
— Услышал, как старлей по радиотелефону со штабом говорил.
Радиотелефон у взводного? Вот это номер, возможно, трофейный, «застрявший» при проверках на блокпосту.
И в этот момент пришла мысль, которая могла бы всё поставить на свои места. Что стоит передо мной не журналист, а какой-то наш разведчик. Об этом говорило многое — взгляд, поломанные уши, выправка и фраза, брошенная как пароль. Возможно, человечек был «свой». Возвращенец. В любом случае, доставлю его к нашим, у них головы большие, пусть сами разбираются.
Я ещё секунду помолчал, глядя на его бейджик с весёлым американским логотипом, и махнул рукой.
— Ну, добро. Вместе с мирными поедешь за нами, отсюда к цивилизации есть лишь одна дорога.
— Спасибо, товарищ майор, — проговорил парень.
— Не за что пока.
И снова испытания для техники, гудя двумя моторами, колонна тронулась, медленно отползая от блок-поста, над которым уже смеркалось декабрьское кавказское небо. ПАЗик с беженцами, пыхтя, поплелся следом за нами. Ехали молча, все на нервах, вжимаясь в сиденья. Михалыч, не отрывая рук от баранки, водил взглядом по обочинам, по подлеску, сгущавшемуся у дороги.
Не успели мы отъехать и полукилометра, как дорога пошла на плавный изгиб. И вот там, на краю подлеска с еще не опавшей рыжей листвой, заметил движение. Михалыч резко сбросил газ, выкрикнув:
— Духи!!!
Из зелёнки, на одно колено, встал бородатый боевик с хорошо узнаваемым «тубусом» на плече. Широкое дуло РПГ-18, что звали «Мухой», резко дёрнулся. Оглушающий взрыв пришёлся слева, забрасывая машину щебнем и осколками.
— Уходи! — закричал я, но Михалыч уже рулил в сторону, отправляя машину в глубокий кювет. Удар о землю был мягким, мы все резко клюнули вперед.
— К бою! Рассредоточиться! — скомандовал я, вываливаясь через дверь и падая на холодную землю. — Марат, Серёга, обходи справа, давите их!
А ПАЗик, пятясь, сдавал назад, но по нему уже захлестали очереди. Стекла со звоном посыпались внутрь. Началась канонада — сухие хлопки выстрелов, свист пуль и звон бьющегося стекла. Крики людей.
Я вжался в землю, прильнул к прицелу РПК и начал косить длинными очередями по вспышкам в тёмной зелёнке. Задача проста — не дать им поднять голову.
Где-то сзади, заняв позицию, пристроился Михалыч. Слышались лишь его одиночные, приглушённые щелчки выстрелов. Он сам выбирал, по кому работать.
В какой-то момент ПАЗик дернулся и замер. Двери распахнулись, и из них, как горох, посыпались уцелевшие беженцы — женщины, старики, — с криками бросаясь в рассыпную. Их крики смешались с гортанными воплями «Аллаху Акбар!». Рядом с машиной рванула граната, меня обдало комьями мерзлой земли. Единственное, о чём я подумал в тот миг: «Не надел бронежилет и шлем. Идиот, конечно». Но что имеем, то имеем.
Я продолжал вести бой. Справа, где должны были находиться Марат с Серёгой, слышалась плотная стрельба — уперлись в шквальный огонь. Обстановка сложная.
И вдруг стрельба с позиций боевиков стала стихать. Неожиданно и подозрительно. Один из душманов поднялся во весь рост, размахивая белым, грязным платком.
— Михалыч, не стреляй, — хрипло сказал я. — Узнаю, чего хотят.
— Ваня! Выходи, поговорим как воины! — пронесся по полю хриплый голос.
«Откуда они знают как меня зовут?».
— Херли тебе надо, Рустам⁈ — тут же отозвался откуда-то справа Марат, явно подбирая случайное имя в ответ.
— Отставить! — рявкнул я. — Марат, дуй ко мне!
Марат пригнувшись, короткими перебежками подобрался ко мне.
Я встал во весь рост, отдал свой РПК, взял его АКС-74. Левой рукой, действуя почти на автомате, выдернул чеку из гранаты на его разгрузке и, прижимая «лимонку» ладонью, сунул её в карман куртки. С АКС-74 на ремне можно управляться и одной рукой.
Мы встретились с бородачом на нейтральной полосе, посередине. Он был одет в заношенную камуфляжную форму, поверх — разгрузка, набитая рожками. На голове — темная вязаная шапка, а на ней — зеленая тканевая лента с арабской вязью. В руках — новенький АК со странной оптикой.
— Продай журналиста, — без предисловий, с акцентом, сказал он. — Миллион рублей даю. Долларами.
— Я людьми не торгую, — сквозь зубы ответил я.
— Это ты не торгуешь, — усмехнулся Рустам, — А вот вас и его уже сдали с потрохами. Твои же братья-славяне. — С этими словами он тыкнул в меня трубкой радиотелефона. — Деньги, если умным будешь, получишь на блок-посте у офицера.
И тут я заподозрил неладное. Зубчихин! Старлей вполне мог работать с этими втихую, он же мог и предупредить о нашей колонне. Продался, что ли, гнида?
— Предложение интересное, но я не один тут, — сдержанно ответил я. — Надо с ребятами посоветоваться.
— Ну, советуйся, Вань, — пожевал он губами. — Но дорога к посту уже отрезана. Журналист всё равно наш будет. И все ваши каналы мы слушаем. У тебя пять минут на мужское решение, еще пожить.
Я усмехнулся и, развернувшись, пошел к Уазику.
— В общем, так, — коротко доложил я ребятам по прибытию, вставляя усики кольца обратно в Ф-1. — Предлагают деньги за журналиста. Скорее всего, врут. Альтернативу рисуют — что нам всем хана из-за якобы окружения.
— Как я понимаю, нам один хрен кабздец, — философски заметил Михалыч.
— Ну, какое решение, командир? — спросил у меня Марат.
Решение созрело мгновенно. Хотели мужского, душары, будет вам мужское!
— Пацаны, мигом в УАЗик! Задним ходом к ПАЗу, забирайте журналюгу и дуйте назад! Попутно вызывайте ко мне сюда подмогу. Чую, свистят нам в уши про окружение, иначе уже бы расстреляли.
— А ты? — спросил Серёга. — Тут же у них два взвода примерно. Мы вместе можем…
— А я приму бой. Серёга, вызывай «Муравейник» по рации. Пусть дадут залп по моим координатам. Я, когда звездопад начнётся, залягу, меня не зацепит. Марат, дай еще «погонять» свой АКС.
— Может, все вместе свалим? — предложил Марат, как-то неуверенно вытаскивая магазины из своей разгрузки.
— Не, не дадут нам. Могут кинуть и сожгут нас в машине, если я им расплавленный свинец на головы лить не буду. — произнёс я, понимая, что из этой ситуации можно выбраться лишь совершив поистине безумное.
В этот момент духи начали орать: «Иван! Пять минут кончился уже!»
— Добро! — крикнул я в их сторону. — Мы уходим! Не стреляйте, журналист в автобусе, он ваш!
Занял позицию в какой-то неглубокой канаве. А Уазик, пыхтя, выбрался из кювета и, развернувшись, рванул назад. Я видел, как тёмные фигуры душман стали подниматься в полный рост, идя вперёд, словно фашисты в фильмах про Великую Отечественную.
И я подпускал их ближе, пока они не замечали меня из-за дыма.
И, припав к пулемёту, я оглянулся — УАЗик уже заехал за ПАЗ, и где-то сзади дверь нашей машины хлопнула, видать, посадили на борт журналиста. И в этот миг я открыл огонь.
Короткими очередями я делал свою работу, пока пулемёт не захлебнулся и не замолчал. Не знаю, скольких я отработал — не видно толком. Бил я методично, спокойно. Когда магазин закончился, взял второй. Потом третий. Позиция у меня была правильная, скрытная. Достать сложно.
Вот только патроны не вечные. Я ведь не для такого боя снаряжался, когда выезжал на задание. Отложив тяжёлый дымящийся ствол в сторону, взял в руки АКС. Теперь это было моё главное и последнее оружие. Не считая Макарова.
Короткими, контрольными очередями я продолжал давить их вспышки в зелёнке. Срезал пятерых.
Вскоре они поняли, что плотность и интенсивность огня ослабла, стали наглеть.
Магазин опустел. Вставил второй. Снова начал работать.
После отложил автомат. Руки сами потянулись к гранатам. Одна, вторая, третья… Взрывы прижимали их к земле, создав драгоценные секунды. Одну оставил для себя, так сказать, на крайний случай.
Хватит. Пора уходить. Примкнув третий магазин к АКС товарища я пополз спиной назад, вдоль кювета, уходя со своей позиции. Каждый метр давался с трудом.
И вдруг сзади мелькнула тень. Выстрелил в него дважды. Готов.
Второй противник. И снова прицельная стрельба с короткой дистанции.
Пополз дальше. Вдруг тяжёлое, пахнущее потом и порохом тело с громким рыком обрушилось на меня сзади. Острая, жгучая боль в ключице заставила вскрикнуть. Я инстинктивно рванулся в сторону и почувствовал, как лезвие ножа, сорвавшись с кости, скользнуло по мышцам.
Развернувшись, я увидел над собой перекошенное бородатое лицо с безумными глазами. Он уже заносил для нового удара широкий кавказский нож. Видать — у них особая доблесть зарезать противника ножом. Я из последних сил схватил его за вооружённую руку и, сделав рывок, всадил клинок в мёрзлую землю рядом со своей головой. Он рычал от ярости, пытаясь вырваться. Моя правая рука уже действовала сама — выдёргивая ПМ. И приставив ствол к его бочине и, не целясь, нажал на спуск. Выстрел самовзводом громко хлопнул, тело на мне дёрнулось и обмякло.
Сразу из темноты возникла новая фигура. Я, не вынимая пистолета из-под трупа, развернул руку и дал в её сторону ещё два выстрела. Фигура шарахнулась назад.
Я оттолкнул от себя духа, и с трудом поднялся на колено. Вся грудь и плечо были липкими и тёплыми от крови. А из оврага, в полусотне метров, уже выдвигались новые силуэты. Полуфигуры, идущие на штурм.
Вот и всё. Финиш.
Собрав воля в кулак я завалился за ещё тёплый труп того, кто чуть не отправил меня к праотцам. Хорошая мягкая и тёплая в этом холоде позиция. Дрожащими мокрыми и липкими от крови пальцами убирая ПМ в кобуру, я примкнул новый магазин к АКС, меняя полупустой. Глубоко выдохнул. Изо рта вырвалось облако пара.
Поднял ствол, поймал на мушку первого идущего и выдавил спусковой крючок. И в этот момент…
Мир взорвался множественными фонтанами мёрзлой земли.
Сначала над головами боевиков, а потом и прямо передо мной земля встала дыбом от оглушительных разрывов. «Муравейник» сработал. Артиллерия накрыла всю позицию ковром. Вызывая огонь «на себя», я понимал, чем это чревато. Темнота перед глазами поползла багровыми пятнами, почва уплывала из-под меня, и последней, ясной мыслью, перед тем как сознание поплыло, стало:
— Я остался не зря! Пацаны мои ушли, гражданских вывезли. Разведчика доставят в штаб! Штурм Грозного если он будет, пройдёт для ребят легче!



Глава 2
Сигнал

— Охрана, вы что, совсем одурели⁈ — разбудил меня чей-то крик.
Я открыл глаза, и первым, что увидел, это были склонившиеся надо мной лица, бритые, и то слава Богу, значит свои.
— Дарова, пацаны, — выдохнул я совершенно не своим голосом.
— Да а чё, решили проверить, работает или нет, — огрызнулся кто-то, сжимая в руке какую-то палку с двумя железными штырьками и, нажав на кнопку на той, между ними проскочила молния, раздался треск.
— Ну-ка отдай! Кто вам разрешил спецсредства брать⁈ Вроде аттестованные, а ведёте себя как дети! — в кадре появился крепкий парень лет тридцати, одетый в зелёную футболку и камуфляжные штаны, он же и отобрал у говорившего электрическую палку. Его лицо выражало яростное недоумение, словно он вещал для умственно отсталых.
И только сейчас я осознал, что лежу на чём-то мягком, явно не мёрзлая почва той обочины, а над головой светят высоко подвешенные лампы. И вообще я нахожусь в помещении, окружённый склонившимися надо мной ребятами в спортивных костюмах.
— Ты живой? — спросил меня отобравший палку парень, а я разглядел свисток и секундомер на его груди.
— Жив вроде. Только меня, похоже, осколками посекло, — выдохнул я, — и в груди болит.
— Какими нахрен осколками⁈ — повысил тон физрук, который решил перейти на командный тон. — Значит так, на сегодня занятие для вас закончено, валите с центра!
И покачав головой, словно разговаривает с безнадёжными ушёл сам.
— Можешь встать? — спросил меня тот, у кого отобрали палку.
Приземистый крепыш, словно сложенный из гранитных булыжников. Ростом не вышел, но в плечах — косая сажень, шея влитая в мощные плечи, и такие руки, что кажется, он гайки голыми пальцами закручивает. Лицо круглое, обветренное, с трёхдневной щетиной и мелкими морщинками у глаз, которые появляются не от возраста, а от привычки постоянно ухмыляться. Волосы — тёмные, подстриженные под ноль, от такой причёски его башка казалась идеально круглой. Глаза небольшие, карие, живые и очень внимательные, постоянно скользящие по собравшимся вокруг меня.
Я попробовал и, приподнявшись на локтях, осознал, что я в спортивном зале, на полу маты, как для дзюдо, а в углах висят мешки для ударов.
— Что, раз тренировка отменилась, может по пиву? — спросил у окружающих он же.
— Да не, — ответил кто-то.
— Мне еще дочь из садика забирать, — прозвучало справа.
— Завтра на смену, — ответил еще голос, и парни вокруг меня, не сговариваясь, пошли к выходу.
— Да мы по чуть-чуть! — возразил паренёк.
— Знаем твоё «по чуть-чуть», завтра у тристопятого окна будут запотевать всю смену.
Где я? Кто все эти люди? Бритые, стриженные окантовкой, физрук с секундомером и спецсредством. Учебка? Тогда почему все в гражданке? Возможно, не физрук, а инструктор по боевой и физической? А эти ребята — военные или менты, или какая-нибудь иная спецслужба. Как я тут оказался? Вопросов было больше чем ответов, но заветный ключик был рядом, ведь тот, кто был виновен в использовании спецсредства, предлагал всем по пиву.
После такого тяжёлого дня, как вчера… Или не вчера? Почему бы и не по пиву⁈
— Давай бахнем, — произнёс я чужим голосом.
— Вот это разговор, погнали, Слав! — протянул крепыш мне руку.
Пофиг, что я не Слава, если это всё сон и я лежу в госпитале и меня колят наркотиками, а за мою жизнь борются врачи, то так тому и быть, выпьем пива в этом коматозном состоянии. Заодно разузнаю историю этой сказки, которую мне мой мозг показывает. Качество картинки чудесное, я даже взял себя за локоть, чтобы ущипнуть, но взялся за худющую руку, совсем не мою СОБРовскую волосатую лапу.
Вокруг меня действительно был зал, а я шёл босиком к выходу, у стеночки зала стояла лавка с обувью, впереди идущие уже переобулись и вышли, даже балагур, ударивший меня шокером, обулся, но ждал меня за открытой дверью. Бело-синие кроссовки, больше похожие на женские, оставались единственные тут, и я посмотрел внутрь — 43 размер и сложенные в комочек носки, тоже белые. Тьфу ты.
— Не удивляться, Вань, это всё наркоз, — думал я. — Отзывайся на имя Слава. Посмотрим, что будет дальше. Для начала, как минимум обуться.
И я обулся. Обувь оказалась мега удобной, в разы удобнее «американок», которые я таскал в Чечне. А выйдя из зала, я уткнулся в зеркало. Мать-перемать.
На меня смотрел высокий, под метр девяносто, но без привычной для меня мускулатуры парень, но зато без выпирающего живота. Он, а вернее уже я, был светловолос, на вид лет двадцати пяти с уставшими, но чистыми, голубыми глазами. Ни шрамов, ни загара, ни вечной щетины — гладкое, почти мальчишеское лицо. Тело оказалось поджарым — жилистые предплечья, проступающие ключицы, плоский живот. Руки длинные, пальцы тонкие, будто у пианиста. Совсем не мои корявые лапы со сбитыми костяшками. Это было нормальное, здоровое тело. Просто не моё. Будто залез в чужой комбинезон, который вроде и по размеру, но каждый шов напоминает — ты здесь чужой.
Странной изюминкой было, что я стоял в спортивном костюме с надписью «СССР» на груди. Каких я не видел лет 5 уже, наверное, со времён распада Союза, а вернее вероломного предательства высших партийных элит.
— Я что, в СССР? — рассеянно спросил я у крепыша — балагура.
— Хорош угарать, Слав, — широко улыбнулся тот.
— Слушай, у меня память, похоже, отшибло, за пивом просвети меня, чтоб быстрее вспомнилось, — проговорил я, смотря на себя в отражении.
— Серьёзно? Может, тебе в больницу? Только про шокер не говори там, а то пришьют членовредительство и мне и тебе, и строгач получим, и тогда никакой тринадцатой зарплаты!
Я осмотрел себя в этот раз, опустив взгляд, — живой, здоровый, да в худощавом теле, но живой, нечего в наркотическом сне лежать в больничках, надо жить и дышать полной грудью, пока меня не откачали и я снова не оказался в холодном декабре чеченского конфликта.
Но одно я должен совершить срочно.
— Слушай, тут душ есть?
— Конечно, это же спортцентр МВД Златоводской области, тут и горячая вода есть!
— Покажешь, где? Я быстро.
Горячая вода — это было первое, что вернуло меня к жизни. Не ледяная вода с колонки в брошенной станице, а обжигающий, почти кипяток, хлеставший из душевой лейки. Чуть подстроил до терпимой, надо же — какой смеситель странный.
Я подставил лицо под уже приятно горячую воду и вдохнул пар, чувствуя, как мышцы спины и плеч понемногу отходят от дикого напряжения. Я стоял так, наверное, минуты две, просто позволяя жару растекаться по телу, смывая воспоминания о липком застоялом поте, крови и грязи. Если там в Чечне был ад, то рай начинался прямо тут, с этого душа. И пока длится этот сон или галлюцинация, надо пользоваться моментом, и даже обмылок мыла кто-то оставил. Мелькнула мысль, что если снится льющаяся вода, то в реальности можно обмочиться, да всё равно, если суждено обмочиться под наркозом, того не миновать.
Я вышел в раздевалку. Балагур сидел на деревянной лавке, уставившись в какой-то небольшой светящийся плоский прямоугольник, который он то тыкал пальцем, то подносил к уху, глупо улыбаясь.
— … Нет, я еще в «Сигнале», еще тренируемся, да всё нормально. Да, не пьяный я! Вот раз ты так плохо обо мне думаешь, то приду с запахом, тогда так и знай! Ага. — Он говорил в этот предмет, а из него доносился женский голос. Я замер. Радиотелефон? Но такой маленький и без антенны? И зачем он тыкал в него пальцем?
Я медленно стал одеваться в тот самый спортивный костюм с надписью «СССР». Каждый звук — шелест ткани, звон молнии — казался неестественно громким. Балагур закончил свой странный разговор и положил штуковину на лавку.
Под видом того, что завязываю шнурки, я подсел ближе.
— Слушай, — начал я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более естественно, — я, наверное, всё-таки ударился об пол, хоть он и мягкий. Много чего из головы вылетело. Совсем каша в голове.
Балагур посмотрел на меня с лёгким беспокойством, но без удивления.
— Да не парься, Слав. С кем не бывает. Отдохнёшь — всё на место встанет.
— Ну, я бы не был так уверен, — я кивнул на загадочный прямоугольник. — Вот даже не помню, что это у тебя такое.
Он поднял брови.
— Телефон, блин. «Самсунг» У-24, предпоследняя модель. Тебе что, правда память отшибло?
В его голосе прозвучало неподдельное изумление. Не помнить про такую, с его точки зрения, обыденную вещь — это было уже слишком.
— Пиво всё лечит, — с решительным видом заявил он, вставая и засовывая «телефон» в карман штанов. — Амнезию — тем более.
Этот тезис я считал более чем спорным, но альтернативы — сидеть и ломать голову в одиночестве — не видел. Мы вышли на улицу. Здание, из которого мы появились, имело вывеску «Спортивный комплекс „Сигнал“». «Сигнал» «Сигналом», но мимо нас прошли внутрь ребята в форме, насыщенно синей, но с красными лампасами на брюках, а на шевронах виднелись три заветные буквы «МВД». Если это ведомственный корпус, то многое становится на свои места, но почему нет соответствующей вывески об этом? Бардак, во сне как наяву.
Мы шли, и меня ошарашивало буквально всё: ровный асфальт, яркие фонари, поток иномарок и отсутствие привычного слоя пыли и грязи везде. Никакого мусора, никаких ларьков, даже на улице никто не ходит с пивом или сигаретой. Машины с тремя цифрами на номерах везде, которые ввели в этом, в 1994 году, и без листков техосмотров на лобовых стёклах.
Подойдя к широкой-широкой улице с подземным переходом. Спускаясь по лестнице, я невольно почувствовал лёгкую клаустрофобию, ожидая увидеть в углах следы графити или, на худой конец, спящих бомжей. Но переход был чистым, светлым и пустым.
С другой стороны улицы, в небольшом одноэтажном здании, горела вывеска кафе «Сижу с бобром за столом». На логотипе усатый бобёр в очках с умным видом грыз какую-то деревяшку — то ли бревно, то ли полено.
— Новое, недавно открылось. Тоже забыл? — Балагур распахнул дверь, откуда пахнуло хмелем и жареным луком.
Я кивнул и шагнул за ним внутрь, в этот странный новый мир, где есть горячая вода, мирные улицы и бобры на вывесках. Оставалось надеяться, что пиво и впрямь обладает волшебными свойствами.
Мы завалились в кафешку, и меня тут же накрыло новой волной диссонанса. Народу было прилично, народ кучковался за столиками, но стояла непривычная тишина. Половина посетителей уткнулась в те же самые, что и у балагура, плоские коробочки, тыкая в них пальцами. На стене висел до невозможности тонкий телевизор — я такие только в фантастических журналах у спекулянтов видел, — и он показывал, как два дюжих мужика в круглой клетке молотят друг друга. Без звука, просто немое кино с парнями в крови. Странная забава.
Уселись у стеночки. Я по привычке спиной к стене, чтобы обзор был. Только пристроился, как к нашему столику подкатил вертлявый парень, совсем пацан, и такой смазливый, хоть в кино снимай. И в ухе — серьга, блестит.
— Мужчины, чего вам вынести? — спрашивает голосом приятным, без тени подобострастия.
Я на него смотрю и не могу понять: как он живёт с этим вообще? Парня все видят, и всем пофиг. Никто не тычет в него пальцем, не посмеивается. Стрижка как у девчонки — каре. Как так, а? В голове каша. Балагур же на мой взгляд никак не отреагировал.
— Ну, накатим! — бодро произнёс мой спутник, потирая руки. — Мне «Сладовар», кружку. Ему… Слав, тебе чего?
Я отвёл взгляд от официанта, будто от прокажённого. Я-то не против, его волос — пусть ходит как хочет, хоть в два уха вставит, но как он выжил-то?
— Мне тоже самое, что и тебе.
— По «Сладовару» обоим тогда, пока что, — продублировал балагур, и официант, кивнув, удалился.
— Давай сначала, — тихо, но внятно спросил я. — Как тебя зовут-то? И кто мы вообще такие? А то неловко получается.
— Ладно… Меня Саша зовут. Мы с тобой, Слав, напарники. Вспоминается?
— Нет, пока, — помотал я головой.
— Так ты не выпил еще, — резонно кивнул Саша.
Долго ждать не пришлось, и на столе уже стояло две пивные кружки со светлосодержащим напитком внутри. Пиво пахло пивом, и я пригубил, пропуская первые глотки в свою пищеварительную систему.
— Где мы работаем? — спросил я.
— Ротный наш бы ответил, что у нас не работают, у нас служат! — глубокомысленно оторвался от пива Саша.
— Где мы служим, Саш? — спросил я, ощущая, что Саша понимает, что я серьёзен насчёт амнезии.
— Мы, Слава, с тобой, — он пригнулся к столу, гримасничая и перейдя на шёпот, — менты. Ты младший сержант полиции Вячеслав Кузнецов, а я старший сержант полиции Александр Лаечко.
— Мы ППС? — уточнил я.
— Бери выше — Росгвардия, отдел Вневедомственной охраны при УВД по Златоводской области. Бойцы группы задержания, я старший группы, ты третий.
— Что за должность такая, третий? — не понял я, отпивая.
— Должность твоя у тебя написана в удостоверении, можешь сам почитать.
— А удостоверение где? — не понял я.
— Где-где, в рифму тебе отвечу сейчас… в нагрудном кармане, застёгнутом на пуговицу.
Инстинктивно я хлопнул себя по груди, исча у спортивного костюма нагрудные карманы. Ничего. Только мягкая ткань да нашитые на них четыре буквы «СССР».
Но вот ниже, в боковых карманах куртки, застёгнутых на молнию, угадывалась тяжесть. Не глядя, я расстегнул одну молнию, потом другую и, сунув обе руки в карманы одновременно, вывалил содержимое на столешницу перед собой.
Ключи на колечке с жетоном под номером ЗВ-005497 и ключиком от наручников. Красная корочка удостоверения. Потертый кошелек из кожзама чёрного цвета. И серебристая коробочка, «телефон», как у Саши. Только у Саши со странной фамилией Лаечко вроде «Самсунга» с шестью или более глаз-объективов сзади, а у моей штуковины — три. И надпись какая-то, не русская, хитрая, похожая на матершину: Huawei.
Сашка хмыкнул, отхлебнув пива:
— Ты чё, досмотр тут устраиваешь? Так нужно же двух понятых позвать, одного с тобой пола, и под протокол. Вон, — он кивнул в сторону официанта, — хотя бы его позови. Бумажку найду или на салфетке накалякаем, всё документ будет.
— Не надо официанта, — буркнул я, с подозрением косясь на парня с серьгой.
— А чё такого? — не понял Саша.
— Он, походу, из этих… Кто свой пол любит.
Сашка поперхнулся пивом.
— С чего ты взял-то? — выдавил он, вытирая подбородок.
— Ну… — я мотнул головой в сторону пацана. — У него серьга. И волосы как у девушки, плюс штаны в обтяжку.
Сашка несколько секунд молча смотрел на меня, будто я с луны свалился, а потом его лицо расплылось в широкой ухмылке.
— Погоди… Я понял. Так ты, значит, с Маркса на русские ценности, когда перешёл? Слав, да он просто метросексуал! Это сейчас у них модно. Или у тебя под костюмом с СССР футболка «Лихие-90-тые»?
Я уставился на свою «Хуавей», потом бросил взгляд на серьгу официанта, на ухмылку Саши. Казалось, мир не просто съехал с катушек — он укатился на них в другую галактику.
— Саш, какой сейчас год?
— У-у-у, братка! — протянул напарник, хмурясь.
Однако настроение его и не думало меняться, уже через секунду он снова улыбался.
— Год, и время, и даже дату календаря, который еще рано переворачивать, ты можешь на сотовом посмотреть, на своём, — всё-таки ответил он.
— На чём? — переспросил я.
— Бери телефон и нажми кнопку справа, — указал он взглядом на «Хуавей».
И я взял, нажав на кнопку, появилась картинка во всю длину и ширину корпуса устройства: 17:20, 5 августа, вт. А экран вдруг моргнул, и передо мной высветились множество разных маленьких разноцветных картинок.
— Что это он? — спросил я.
— Техника китайская, говорят, она так у славян души крадёт, — широко улыбнулся Саша.
— А если серьёзно? — отложил я телефон на стол и, беря кружку пива.
— А если серьёзно, то если ты забыл, что камера телефона тебя идентифицирует, то тебе бы всё-таки в больничку, — уже серьёзно проговорил Лаечко.
— Да я шучу, — сделал вид, что улыбнулся я.
Ежу понятно, что если я не в коматозном сне то, я в будущем или в каком-то параллельном мире. Пока что я склонялся к первому, пускай и в любой момент ожидая пробуждения, хоть в палате госпиталя, хоть во вражеском зиндане.
— А если шутишь, то назови-ка мне, на основании каких статей применяются спецсредства во время несения службы.
— Закон «о милиции», ст. 14, для отражения нападения на граждан и сотрудников, а также для пресечения противоправных действий.
— Милиции лет пятнадцать, как нет, — напрягся Саша. — Давай-ка ты всё-таки завтра вместо смены на больничный пойдёшь, полежишь с недельку, вспомнишь всё.
— Тогда кто-нибудь из коллег точно проболтается о палке с электродами, и нас с тобой без тринадцатой ЗП поставят, — также серьёзно выдал я. — Смотри, Саш, у меня координация хорошая, сознание не замутнено, а то что я пару статей забыл и какой сейчас год, так это на завтрашнюю смену не повлияет.
Он смотрел на меня и думал, и мои доводы победили в его внутренних баталиях. Ну правда, не лишать же себя красивой сказки про будущее, еще и во сне ложась в госпиталь?..
— Чёрт с тобой, пистолет ты еще не получаешь, сегодня домой придёшь, погугли законы еще раз. Или в конспект глянь, ты же после учебки только. А завтра глянем, если будешь тупить, то на пост тебя поставлю, с глаз долой.
— Тупить не буду, — кивнул я, мысленно улыбаясь, соглашаясь на правила этого сна.
Это была какая-то игра, игра в нормального в мире, где все сидят в экранах телефонов и носят обтягивающие штаны, какие я заметил и на других мужиках, помимо официанта. Я поочерёдно убирал всё выложенное на стол в карманы, мельком открыв удостоверение младшего сержанта полиции Вячеслава Викторовича Кузнецова, выданное 3 июня 2025 года, УВД по Златоводской области.
— Один у меня к тебе вопрос остался, где я живу и куда завтра на работу приходить? — спросил я, улыбаясь, пиво начинало расслаблять.
— С-сука, — выдохнул Саша. — Чёрт меня дёрнул этот шокер взять! И ты тоже хорош! «Проверь, — говорит, — на мне, я к электричеству устойчивый, у меня отец электрик…»



Глава 3
Пакет с пакетами

Удивлению старшего сержанта Лаечко не было предела, когда я поднял руку и, подозвав официанта, попросил бумагу и ручку, и тот принёс, вежливо положив их на стол.
— Это тебе зачем? — спросил меня Саша.
— Как зачем? Записать адреса, — произнёс я, отпивая из кружки.
— Как ты завтра работать-то будешь… — покачал головой напарник.
— А что, у полицейских служебных книжек уже нет? — спросил я.
— Книжки-то есть, и тетради по служебной подготовке есть, вот только, чтобы адрес записать, можно же в телефоне в заметку оставить или себе в личку в ВК написать.
— О, покажи, как? — заинтересовался я.
— Всё, Слав, пранк затянулся… — откинулся на спинку стула Лаечко. — Ведёшь ты себя вполне вменяемо, такой амнезии не бывает. Ну, если тебе прикольно, то давай дурачься, вот только завтра Мухаматдиев с Потаповым с тебя шкуру на смене спустят, если ты в том же духе продолжишь.
— Ну, значит, ты тоже заинтересован, чтобы я вспомнил быстрее, а сам не помогаешь нифига, — ответил я, решив не спрашивать, что такое пранк, как и кто такой Потапов с Мухаматдиевым.
— Ну, давай в твою игру поиграем, только пиво тогда за твой счёт! — сдался напарник.
— Идёт, — кивнул я, и мы звякнули кружками.
Сон это был или реальность, но состояние моё улучшилось: ни тебе боли от ранений, ни тебе холода и грязи, опять же гормональный фон у двадцатилетнего давал мне возможность ощущать весь мир, а в молодости, как говорится, трава зеленее, небо голубее. А что, если это не сон вовсе и не бред под наркозом, а настоящая новая жизнь? Чем же я её заслужил? Или так у всех, кто погиб за Родину в том или ином качестве?
Как оказалось, в этом новом для меня мире с момента 1994 года многое поменялось. Перво-наперво — это Союзное государство с Белоруссией и Украиной. Это как раз ожидаемо — разговоры об этом шли ещё в моё время. После того как в 2014-м некий Янукович попросил Россию вмешаться и воспрепятствовать антиконституционному перевороту, устроенному Западом. Слава Богу разобрались и вероятная войнушка по-крупному не началась, но забугорные ввели против НАС все возможные пакеты санкций. Так что у Союзного государства теперь есть свой пакет с пакетами. Однако НАТО успело подобраться аж до Карпат, и теперь «Искандеры» стоят чуть ли не у самого Львова.
Внутри страны тоже всё изменилось. Ельцина сменил некий Путин — и с тех пор, выходит, у руля. Говорят, офицер и бывший чекист, вот и хорошо, что свой мужик. Страна «встала с колен», а цены на бензин, судя по всему, встали вместе с ней — он теперь дороже, чем в моё время, 60 ₽ за 95-й, шутка ли? Санкции — за «подавление инакомыслия» в бывших республиках Союза, в общем, за всё, что Запад счёл неправильным. Свобода, равенство, жвачка — продаваемое нам оказалось просто ширмой, кто бы сомневался… Бренды ушли, говорят, но сейчас потихонечку возвращаются. А народ, кажется, привык. Китайские авто заполонили рынок и уже стали роскошью, зато свои «Лады» теперь с кондиционерами и кое-какие даже на автомате.
И есть интернет — мощная сеть, опутывающая весь мир, откуда мне Лаечко предложил всю информацию и брать, и у него же и спрашивать, а ещё у какой-то Алисы. А ещё есть соцсети, в которые все сидят с телефонов, — чудесная штука для мента, люди сами туда всё заливают, все данные о себе. Но никаких терактов и войн на улицах. Тишь да гладь. Как сказал Саша: «Все довольны. Кроме тех, кого посадили. Но им неудобно жаловаться». Вот, говорят, недавно главный оппозиционер страны умер. В целом, после 90-х жить стало лучше, жить стало веселее. Правда, камеры на каждом углу и у всех есть карманные компьютеры, связанные с мировой информационной сетью, зато на Западе прям беда — они так долго втирали нам про свободы и равенства, что запустили к себе орды мигрантов, которые там свои законы устраивают. Получается, Россия, Беларусь и Украина — единственные во всём мире, где на улицах чисто и не стреляют?
— А почему? — спросил меня уже изрядно подпивший Лаечко.
— Почему? — переспросил я, улыбаясь, у него.
— Потому что на страже закона такие парни, как мы с тобой! — воскликнул он и, подняв руку, позвал официанта: — Друг! Счёт и луковых колец ещё!
— Так, значит, плачу я, — произнёс я, доставая кошелёк и, открыв который, обнаружил, что там нет денег, только карточки с номерами и моей новой фамилией на латинице: зелёная, чёрная, синяя.
— Братух, походу, я без бабок, — выдохнул я.
— Просто скажи, что оплата картой. Чек потом на смартфон придёт, если уведомления настроены, или в приложении посмотришь, — пьяно проговорил напарник.
— Тут три карты, — произнёс я.
— ЗП на зелёную приходит, — улыбаясь пояснил он.
— А остальные зачем тогда?
— Синяя — это «Озон», такой магазин в интернете, чёрная — «Тинькофф-блэк», хз зачем тебе, но многие пользуются.
И подошедший официант первым делом протянул мне какое-то устройство, где была написана сумма — 1450 ₽ — и какой-то квадратик, состоящий из квадратиков.
— Оплата картой, — произнёс я, смотря на официанта.
Тот кивнул и чуть ближе подвинул ко мне устройство с экраном. Повисла неловкая пауза.
— Ё-маё, — выдохнул Лаечко и, взяв мой кошелёк, вытащил оттуда одну из карт, прислонил её к терминалу.
— Оплата прошла, спасибо! — произнес официант, кладя вылазящий из устройства чек в железный стакан, который принёс с собой, и оставляя его на столе.
— Цены, конечно, тут, — выдохнул я.
— Согласен, приятные, — подтвердил Лаечко, которому как раз девушка-официант принесла луковые кольца.
А я взял стакан с чеком, в котором было ещё что-то: картонка, на котором был тоже и квадрат с квадратами и надпись: «Вас обслуживал Влад, спасибо за чаевые и хорошего дня!».
— А это QR-код, по сути, ссылка на платёжную платформу для чаевых, — пояснил Саша.
— Чаевых? — не понял я.
— Официанту, — продолжил он.
— Сколько мы зарабатываем? Если 1450 за несколько кружек пива и кольца лука — это приятная цена?
— С 2011 года Медведев провёл реформу, и теперь мы не милиция, а полиция, и получаем примерно сорок, кто-то больше, кто-то меньше. Ты только после армии и после учебки — поменьше, я — побольше. И до пенсии совсем чуть-чуть.
— Ясно. Так куда завтра на работу ехать и где я живу?
— Батальон на Шевченко, 14, а живёшь ты на Макрушина, 12. Завтра развод в 9.00, в 8.30 надо быть и вооружиться. И статьи закона о полиции повтори.
— Какие?
— Всю главу 5 — применение физической силы, специальных средств и огнестрельного оружия. На разводе будут спрашивать. Особенно если проверяющий с управления присутствует, то сто пудова будет цирк с конями.
— Ну что, тогда до завтра, — кивнул я, вставая.
— Ты пешком что ли собрался?
— Да не, такси поймаю, — ответил я.
— Они не остановятся, они по приложению теперь все работают, вызывать надо, — произнёс напарник и, видя моё негодование, выдал: — С-сука, дай телефон.
Он взял мой телефон и показал его мне чёрным экраном, и тот туже засветился. Потом Саша потыкал пальцами в экран и протянул его по столу мне обратно. На экране была карта и катающиеся по карте машинки, словно игрушечные, с надписью: «Идёт поиск машины».
— Вот, когда приедет, напишет тебе «выходите».
— А ты? — спросил я.
— А я ещё посижу, новость об амнезии напарника надо осмыслить.
— Слушай, а на экране они реально так ездят по городу?
— Реально. У нас в патрулях такие же. Старики рассказывали, что раньше можно было на сутках заехать в гаражи и поспать. Теперь же, хрен. Дежурный всё видит и докладывает проверяющему.
Машина нашлась быстро. Ко мне ехал Женежбек на белом рено-логане и обещал быть через 3 минуты. Сервис, блин.
Я пожал руку старшему сержанту Лаечко и вышел из кафе.
У выхода стояло два парня, держа во рту какие-то кубические штуки, вдыхали и выдыхали настоящие облака дыма.
Новые сигареты? Эти двое явно были в раздражении, они то и дело посылали друг друга матом, за который в моё время уже бы резали или как минимум били бы лицо. А тут двое с хохолками на головах, в зауженных то ли шортиках, то ли штанах, фехтуют последними словами, а кровь всё не льётся и не льётся. Финалом абсурда было то, что один из парней сообщил другому в грубой форме, что он спал с его матерью, на что второй ответил: «Да? А я — твою!»
Ну всё, думаю, будет бой. И в этот момент оба рассмеялись и, обнявшись, удалились обратно в кафе «Сижу с бобром за столом».
Мир, где за слова не отвечают⁈ Ладно, не отвечают — даже не следят за метлой? Тут точно нужны полицейские?
Мой взгляд поднялся вверх, на наблюдающий за мной глаз камеры. И тут подъехала та самая белая реношка. Я открыл пассажирскую дверь и сел.
— Доброго дня. Мне на Макрушина, 12, — произнёс я.
— Понял, — ответил Женешбек, — пристегнитесь, пожалуйста.
— Зачем? — не понял я, видя, что он пристёгнут.
— Камера за ремень штрафует.
— И тут камера… — покачал я головой, но пристегнулся.
Он начал движение, и я заметил у него на телефоне, закреплённом на вентиляцию, такую же карту, которая показывала, сколько нам ехать до моего жилья. Удобно, можно не запоминать адреса. А под зеркалом — ещё один экран, который показывал дорогу перед его машиной.
— Тоже камера? — спросил я у водителя.
— Где? — не понял он.
— Ну, вот, — показал я на прибор под зеркалом.
— А, регистратор? — спросил он, — Ну, да, на всякий случай.
На какой «такой» случай, я не спрашивал.
— Слушай, а ты давно в этом городе? Я просто только приехал.
— Давно, пять лет уже.
— Почему Златоводск? — спросил я.
— Река тут течёт, в Томь впадает, Злата называется, на ней давным-давно золото мыли, в честь этого и город назван, а до революции это была Златоводская губерния.
Златоводск, Златоводск… Я не помнил такого города, но самое странное, что, попытался вспомнить, откуда я сам с прошлой жизни, и не смог: помню, что был майором СОБРа, помню, что воевал, многое со службы помню, а откуда был сам — всё это стёрлось, словно кот слизал.
— А Томь куда впадает? — спросил я.
— В Обь, — ответил Женишбек.
А вдруг это всё не сон? И я, и правда в Сибири. В Сибири 2025 года. Зачем я тут? Что такого должен совершить бывший майор СОБРа, попавший в должность простого полицейского в звании младшего сержанта? Камеры по всему городу отключить, чтобы дети, дымящие у кафешек, за базаром научились следить? И где все гопники, кстати? Неужели в полицию пошли работать, как последнее пристанище здравого смысла…
Вот уж поистине: хорошие времена рождают слабых людей. Одно из исключений — наверное, те парни, дерущиеся по телевизору в клетках. Очень похожее на бои без правил.
— Друг, а как спорт называется, где в клетке дерутся? — спросил я у водителя.
— ММА, друг, — ответил он, — вон, кстати, проезжаем один из клубов.
Я повернул голову, и правда: на стене одного здания висел светящийся прямоугольник, где анимированный мужик стоял в клетке, подняв кулаки. В названии не было ничего воинственного — «АУРУМ». Что это вообще за тема — называть клубы как элементы таблицы Менделеева? Возможно, я зайду туда после смены и когда буду не подшофе.

Макрушина, 12, здание общаги гражданского типа, располагалось за какой-то школой на возвышенности, с примыкающим к ней огромным стадионом.
— Приехали, — сообщил мне Женежбек, — Пять звёзд поставите?
— Каких звёзд и куда? — уточнил я.
— В приложение, в котором вызывали.
— В это? — показал я ему телефон, где уже светилась картинка, что поездка завершена, и было действительно пять серых звёзд.
— В него, — произнёс Женежбек.
— А как? — снова спросил я, ощущая себя и правда тормозом в этом новом мире.
— Ткните пальцем на правую звезду, — попросил он, и я ткнул.
Все пять засветились то ли жёлтым, то ли золотым светом. И я вышел из машины, услышав на прощание: «Хорошего дня».
Сбылась мечта идиота: передо мной стояла серая трёхподъездная пятиэтажка, а вокруг были разбиты палисадники, в которых цвели цветы. Проселок — дорога возле неё — был заставлен иномарками. А в какой квартире я живу, я у Лаечко не спросил… Не стучаться же в каждую с вопросом, знают ли меня тут.
Итак, что я имею: у меня есть ксива и ключи от квартиры, которая неведомо где, есть пустой кошелёк и карты различных банков. Я вздохнул и присел на ограждение палисадника — жёлто-зелёное, железное, из квадратного профиля. И, просидев так минуты три, понял, что так дело не пойдёт, и пошёл к самой улице, от которой отделялся этот самый проулок, благо на углу стоял магазинчик, похожий на большой крытый ларёк. Вообще-то я не любитель выпить, но тут реально нужно, и, зайдя внутрь, я купил ещё пива, спросив, какое тут хорошее, и получив ответ «я такое не пью», взял бутылку зелёного цвета.
«Туборг».
— А открывашка есть? — спросил я, не желая откупоривать тару об палисадник.
На что на меня посмотрели как на идиота, выдав: «Тут пробка откручивается».
Не знаю, на что я надеялся, но сел напротив дома в районе центрального подъезда и, открутив крышку, огляделся по сторонам. Мусорок не было, однако было чисто. Значит, в 2025-м не мусорят. И, убрав крышку в карман, пригубил алкоголь, задавая себе вопрос: не многовато ли я сегодня уже выпил? И тут же отвечая, что сегодня, походу, мой день рождения, а завтра, похоже, — день увольнения с работы.
Глоток за глотком я поглощал лёгкий и тонкий, со сладковатыми солодовыми нотками и мягкими хмелевыми оттенками, напиток. Отвратительно, не полезно для мозга, и для сердца, и для всего организма, но если уж сила, которая перенесла меня сюда, не удосужилась засунуть в карман инструкцию, то будь что будет.
Я улыбнулся. Про семь видов рака забыл, которые спирты вызывают. Занятное дело, я заметил, что в этом времени на пачках сигарет рисуют болезни, которые оно вызывает, а на спиртосодержащих почему-то нет. Так-то и сахар вреден, почему бы на пироженных не нарисовать: «Диабет и его последствия».
И снова улыбнулся всплывшей в голове сценке, в которой Дед Мороз дарит детям сладкие подарки и приговаривает своим привычным басом:
— А вам, дети, я подарю съедобное! С какими картинками вы хотите? Есть, значит, кариес, ожирение, атеросклероз, диабет второго типа и заболевания сердечно-сосудистой системы?
И в моей больной голове, после войны, на основании увиденного сегодня у кафе, ребёнок, затягивающийся дымной электронной дрянью, отвечает:
— Дед, я твою мать любил! Давай кариес!
А пока я пил, люди ходили мимо меня и смотрели на меня как на дерьмо. Бегло, быстро отворачивая взоры. Что я даже осмотрел себя: может, испачкался где-нибудь? Но нет, визуально я был чист и молод, в меру весел и, возможно, даже счастлив. Хрен его знает, чё все пялятся.
И тут откуда ни возьмись появился он. Низенький, худощавый, с кудряшками из-под фуражки, в кителе, явно большеватом для его плеча, младший лейтенант. И направился прямо ко мне. Сурово смотря на меня, насколько вообще возможно смотреть этим детским, почти мальчишечьим лицом. Мельчает мент.
Ну а вообще, походу, всё, приехали. Походу, распитие пришьют на ровном месте, точнее, не на ровном, а в общественном, хрен их знает, может, палисадник таковым сейчас является.
— Здарова, пьянь! — выдал мне мал-лей (от словосочетания «маленький лейтенант»).
— Ничё себе, какие изменения в уставе, — широко улыбнулся я, делая ещё один глоток. Убежать от служителя порядка такой комплекции я могу с закрытыми глазами.
— Ну, дык, — ответил младлей. — Чё бухаем, спрашиваю, средь бела дня?
— У меня причина уважительная! — отмахнулся я.
— Я спрашиваю, почему бухаем и без меня, младший сержант Кузнецов⁈ — выдал он, сменив хмурость на детскую улыбку.
— А ты меня знаешь? — спросил я.
И в голове возникла надежда. Возможно, это местный участковый, с которым я знаком, и я сегодня всё-таки попаду домой.



Глава 4
Первый звоночек

— К сожалению, знаю, — ответил младлей.
— Слушай, я головой ударился и не могу вспомнить, где живу, вот и сижу у дома.
— У-у-у… — протянул он, наклоняясь, — Да ты, батенька, в говно.
— Никак нет, но если не покажешь мне, где живу, то придётся тут сидеть и квасить до скотского состояния, — решил я запугать участкового антиобщественным деянием.
— В общем так, Слава, с тебя пиво, с меня дверь в квартиру тебе показать.
— Вон чипок стоит, сходи, купи сколько надо, оплата картой, — согласился я, протягивая ему чёрную карту.
— Ты сума сошёл, я ж по форме⁈
— А-а-а, — протянул я, — Понимаю, честь мундира.
— Неплохо для парня, только окончившего учебку, — похвалил он меня.
Я встал и пошёл к магазинчику, через плечо бросив:
— Младлей, сколько тебе взять?
— Две, как у тебя, «Туборга» возьми и чипсов с сыром и луком пару пакетов.
— Фига у тебя прайс, — возмутился я, но делать было нечего, поить участкового — так поить.
По-моему, Розенбаум про что-то такое пел: «Поить — так поить, гулять — так гулять…»
Купив всё, что нужно, я положил всё это в непрозрачный пакет и пошёл обратно. Продажный ментяра ждал меня там же, где я его и оставил.
— Вот, — протянул я ему пакет.
— Чё, вот? Пошли, — удивился он и направился в строение.
Первый подъезд, четвёртый этаж, коридор налево и железная дверь с циферкой 32.
— Вот твоя дверь, — выдал мл. лейтенант.
— Спасибо и на этом, — кивнул я, ставя пакет с пивом на бетонный пол и доставая ключи.
Ключ легко повернулся в скважине, и дверь со скрипом открылась, а я наконец-то попал в дом. Войдя, я снял обувь и прошёлся по помещению. Квартирка оказалась двухкомнатной, вернее, это была секционка, разделённая чуть ли не перегородкой в один кирпич. Два окна, холодильник в одной из комнат, в другой — компьютер, кухня и она же коридор, и туалет с душевой кабинкой, со следами плесени на голубоватой плитке.
Дверь за моей спиной закрылась. И на моё удивление, младлей снял свои туфли, повесил фуражку на крючок и, прямо в кителе, пошёл в одну из комнат (пакет он, кстати, занёс в кухню). А там принялся раздеваться. Снимая китель, обнажая белую синюю рубашку с петельками для погон, отстегнул галстук на резинке и уже готовился снимать штаны, но я его прервал.
— Братух. Ты чё делаешь? — спросил я его.
— Как это чё? Раздеваюсь, — резонно заявил он.
— Я это вижу. Нахера? Я тебе пива купил, ты мне дом показал. Но бухать вместе мы не договаривались. Был бы ты девкой румяной…
— Слава, нахрен иди! Я за день задолбался с этими юзверями в РОВД и ты еще со своими приколами.
— Младлей. Бери своё пиво и дуй к себе домой! — настоял я.
— Ну ладно, — пожал он плечами и, выйдя в коридор, взял пакет с пивом и вернулся в комнату, откуда я его только что прогнал, ту, что была с компьютером. — Всё, я дома. А теперь, товарищ младший сержант, идите-ка в свою!
И тут я оказался ошарашен.
А тем временем офицер снял рубашку, оставшись в майке и уставных штанах, и, взяв пиво из пакета и пакет чипсов, сел за компьютер, включил, ввёл пароль и, не обращая на меня внимания, открыл бутыль и, пригубив, принялся открывать чипсы.
— Мал-лей, ты куда меня привёл? И почему пароль на компе знаешь ты, а ключи от двери подходят у меня? — задал я вопрос.
— Ничего страшного, у меня тоже ключи к двери подходят. А пароль подошёл, так это мой комп. Прикинь? Моя комната, мой комп, мой пароль. А ты, Слав, изъятый спирт с точек больше не пей, хорошо?
— Как это твоя комната, а я где живу тогда? — спросил я.
— Ты живёшь в соседней комнате. Мы с тобой эту квартиру снимаем на двоих. И у меня к тебе претензия — мне твои девки спать не дают! А одна вообще ко мне клеилась, — произнёс он слегка обескураженно.
— Мы с тобой друганы, что ли? — не понял я.
— Ещё скажи — братаны, — усмехнулся он. — Допился, да?
— Да. Расскажи, у меня из памяти кое-что вылетело.
— Мы с тобой один технарь заканчивали, только я закончил, потому я и офицер, а тебя отчислили, и ты в армейку упахал. До армейки мы двумя семьями жили: ты с моей сестрой, я с Машей Чудесненой. С моей сестрой вы расстались, а Маша себе другого нашла, вот с тех пор и живём в одной квартире, но в разных комнатах.
— А в полицию мы как попали? — спросил я.
— Ты — после армии. А меня грабанули как-то, я заявление писать пришёл, а мне и говорят: «Ты же умный и с образованием, почему к нам не идёшь?» Я такой: «И правда. Почему?»
— И кем ты в РОВД?
— Начальник технической части, — ответил офицер.
— Как тебя зовут?
— Кабздец ты даёшь, — покачал головой начтех, но добавил: — Лёха Иванов.
— Очень приятно, — кивнул я и пошёл осваиваться в свою комнату.
Разложенный продавленный диван, шкаф с пятнистой формой и двумя лычками на погонах, кепка, наручники в чехле на поясе, газ и крепление для дубинки. Служебная книжка в кармане на моё имя, пронумерована и прошнурована, скреплена печатью сзади. Заламинированная памятка со статьями закона «о полиции» и лежащий в углу шкафа вещмешок, зелёный, с биркой «Кузнецов В. В.».
Сняв одежду, я прилёг и закрыл глаза. Но тут что-то пиликнуло. Потом еще раз и еще раз, и еще…
Лёша Иванов вышел из своей комнаты и прямо так, в семейных трусах и майке, встал в проходе, смотря на меня возле холодильника.
— Можешь ответить или на «без звука» поставишь? — произнёс он, разводя руками, мол, делай что-нибудь, не лежи лёжа.
— Кому ответить? — спросил я.
— Девкам, скорее всего, ну или у командир тебе пишет в чат взвода.
— Про девок я понял, а чат — это что такое?
— Может, тебя клещ укусил, инифалитный? Ты чё так жёстко тупишь сегодня? — вопросом на вопрос ответил Лёха.
— Я на занятиях по боевой подготовке головой о маты упал, а перед этим случайно шокером себя ударил. Память избирательная, тут помню, тут не помню, ромашка. Будь другом, давай как с человеком из прошлого со мной пару недель поговори?
— Ага, а мне что с этого, кроме головной боли?
— А что ты хочешь?
— В неделю эту вся посуда и выброс мусора на тебе.
— Принял, — кивнул я, как раз в тот момент пиликнуло еще раза четыре.
— Сотовый возьми свой.
— Что?
— Господи… И готовка тогда на тебе.
— Давай уже не томи, — поторопил его я.
— Мобильный телефон свой возьми, там мессенджер, в мессенджерах сейчас всё общение.
— Мессенджер — от слова «месседж» — «смысл» с английского? — спросил я, поднимаясь с дивана и вытаскивая из костюма телефон.
— Неплохо для младшего сержанта полиции! Ты главное не переставай развиваться. Царя помнишь, как эсеры свергли?
— Ельцина помню.
И Лёха наложил на меня на расстоянии крест, удалившись в свою комнату.
Телефон ожил в моих руках множеством цветных картинок, и возле одной виднелись красные циферки, которые с каждым пиликом увеличивались. И я ткнул пальцем в эту картинку.
Чат ли это был или нет, пока оставалось непонятным, майор я или не майор?
А там… был столбик из отдельных слов от некой Дарьи Волкович:
(21:15) Привет (подмигивающее жёлтое анимированное лицо) Чем занят?
(21:17) Скучаю… по тебе.
(21:20) У меня есть идея на вечер. Хочешь, расскажу?
(21:22) Мое предложение не терпит отлагательств.
(21:25) Ты где? Я могу быть рядом через 20 минут.
(21:27) У меня новое белье. Никому не показывала.
(21:30) Игнорируешь? Зря… Могла бы быть у тебя уже сейчас.
(21:33) Ладно, если ты не хочешь веселиться, твоя потеря (такое же жёлтое анимированное лицо, но посылающее мне сердечко через поцелуй).
Чувствуя себя пятикантропом, я ткнул что-то пальцем, и высветилась маленькая клавиатура. И с есенинским чувством принялся писать ответ:
«Дарья, это Вячеслав. Пишу, с клавиатурой не совсем освоился, а тут еще и эти лица жёлтые… Не сразу понял. Дома я, да. Только пришёл. Ничем особо не занимаюсь. Я, в общем, тоже не против повидаться. Ну, давай, рассказывай, что за дело. Только пиши нормально, без этих улыбочек. А то я тут полчаса искал, где буквы набирать. Адрес мой помнишь? Макрушина, 12, квартира 32, первый подъезд, 4 этаж, налево».
И, подойдя к Лёхе, я спросил:
— Лёх, как отправить?
— Слав, я тебя прошу, давай хоть через раз, я без девушки, а к тебе тропа народная не зарастает. Хоть бы раз двоих привёл, одну, что ли, нарыл, умные.
— Где я тебе такую найду? Как отправить-то?
— И то верно, — вздохнул Лёха и пальцем кликнул на экран телефона на одну из клавиш. — Курган — Казанке!
— Что?
— По рации тебя вызываю, что, — пробурчал Лёха.
— А я типа Казанка? — уточнил я.
— Весь ваш отдел по Кировскому району — Казанка, а РОВД — Курган.
— Ну, слушаю тебя, Курган, — подыграл я.
— Бабу сегодня не приводи! Как понял?
— А если с подругой для умного младлея? — уточнил я.
— Тогда ладно, — согласился он.
И тут телефон запиликал мелодию и запел: «Расплескалась синева, расплескалась, по тельняшкам разлилась, по беретам, даже в сердце синева затерялась, разлилась своим заманчивым светом…» А на экране показалась черноволосая девушка с губами-уточкой и с аккуратно выделенными бровями, кокетливо показывающая плечико.
— Ты меня убиваешь! — выдохнул Лёха. — Зелёный кружочек ткни пальцем и оттащи в сторону! И приложи ухо к динамику.
Сказано — сделано, и я взял трубку.
— Слав, ты чё, меня пугаешь? — начала она.
— Я? Чем? — спросил я.
— Сложносочинённым предложением своим! Там запятых столько, словно ты их украл откуда-то.
— Русский язык это называется, — улыбнулся я.
— Ну так что, я еду, вызовешь мне такси до тебя? — спросила она.
— Слушай, у меня тут Лёха, ну, парень, с которым я квартиру снимаю, интересуется, нет ли у тебя подруги, любящей умных людей?
— Навскидку? — спросила она. — Ну, с собой нет, а так могу парочке написать. Вот только Лёха твой не в их вкусе.
— Ну и пошли нахрен тогда, — выдохнул Лёха, сидя за компом, — шиш вам, а не рандеву на двоих!
— Что? — переспросила Дарья.
— Да ничего. Как ты относишься к прогулкам по вечернему Златоводску? — спросил я.
— Может, тогда поедим где-нибудь, раз у тебя нельзя, а потом ко мне?
— Замётано! — произнёс я.
— Давай в «Ай да баране», — предложила она.
— Айдабаран — это звезда?
— Это кафе хорошее на Нахимова, всё, до встречи там! — и трубка прекратила вещание.

Опустив телефон, я почувствовал лёгкое, почти забытое волнение. Не то чтобы я сильно стремился на это свидание, но сам факт, что живая, симпатичная девушка ждёт встречи, — отогнал мрачные мысли о том, что я тут по сути чужой. В этом новом мире нужно было как-то жить, а значит — следовать его правилам, хотя бы частично.
Я переоделся в тот же спортивный костюм — выбирать было не из чего, — проверил, на месте ли кошелёк с картами, и вышел, предварительно крикнув Лёхе: «Ушёл!» Из-за двери донёсся лишь невнятное «Угу».
Вызывать такси через приложение было легко и приятно. Надо будет освоить другие приложения в телефоне. И через секунды на экране появилась карта с маршрутом и сообщение, что ко мне едет Борис на белом Kia Rio, госномер ×123КХ70, и приедет через 4 минуты. Полдесятого, солнце уже спряталось за крыши городских домов, но было еще светло. Вверху, на экране сотового телефона, была указана температура +22 и время, процент заряда устройства и доступность сети. Я лишь хмыкнул. Эти системы вели себя настолько умно, что становилось не по себе — словно кто-то невидимый всё видит и заранее знает, что мне нужно.
Машина подъехала точно в срок. А сама дорога заняла не больше пятнадцати минут. «Ай да баране» оказалось не пафосным рестораном, а уютным заведением с приглушённым светом, кирпичными стенами и негромкой восточной музыкой. В воздухе витал запах кофе и специй. А на стенах были развешаны ковры.
— Добрый вечер, бронировали столик? — встретила меня у входа улыбчивая девушка-хостес.
— Нет, — честно признался я. — Я один, но ко мне ещё должны подойти.
— Тогда, может быть, за барную стойку? Там свободные места еще есть.
Я кивнул и проследовал за ней. Барная стойка оказалась неплохим вариантом — тут был хороший обзор на вход и вообще на всё заведение. Я уселся на высокий стул, заказал минералки и стал ждать, наблюдая, как бородатый бармен с закрученными в сторону усами ловко жонглирует шейкерами. Что за мода пошла, одни с хохолками, другие с бородами и кручёным усом. Подняв голову наверх, я и тут заметил камеры. Цифровая эра во всей её красе.
Ждать пришлось недолго. Минут через десять дверь открылась, и в кафе вошла она — та самая черноволосая девушка с фото. В жизни она оказалась ещё ярче — миниатюрная, с лёгкой походкой. На ней были короткие шорты цвета белого песка, из плотной ткани, подчёркивавшие стройность загорелых ног. Наверх она надела лёгкую шелковистую блузку-косоворотку нежно-голубого цвета, с короткими рукавами и завязками на горле вместо пуговиц. Блузка была расстёгнута на одну-две завязки, оставляя на виду аккуратную серебряную подвеску в виде птицы, что покоилась на смуглой коже.
На ногах — кроссовки, белые, в цвет штанов. Была с ней и сумка — узкая, плетёная, голубоватая, с золотым замком, болтавшаяся на сгибе локтя. Тонкие серебряные браслетики на запястье, позванивавшие при каждом движении, и маленькие серёжки-гвоздики в ушах. Она принесла с собой свежесть, запахи кокоса и нотами жасмина.
Откуда я знаю, чем пахнет жасмин и кокос? Я — майор спецподразделения из 90-х. Очевидно, что Вячеслав Кузнецов неоднократно встречался с ней, и этот запах ассоциировался у него только с приятным. Образ Дарьи ассоциировался с тем, что она, которая знает себе цену, умеет подать себя и ценит комфорт, не жертвуя при этом стилем.
Её взгляд сразу же нашёл меня. Она улыбнулась, сделала несколько шагов навстречу, но потом её глаза скользнули по моему спортивному костюму, и улыбка на мгновение дрогнула, став чуть более напряжённой. В её взгляде мелькнуло что-то похожее на разочарование, но она тут же это скрыла.
— Привет, — сказала она, подсаживаясь на соседний стул.
— Привет, — кивнул я.
— Мохито, будьте добры, — бросила она бармену.
Её глаза снова оценивающе скользнули по моей одежде.
— Что-то случилось? — спросила она, положив локти на стойку. — Ты обычно в кежуал ходишь. А сегодня… спортивный лук? Прямо с тренировки?
Я понял, что «спортивный костюм с надписью СССР» — не лучший выбор для свидания в 2025 году. Но отступать было некуда.
— Можно сказать и так, — уклончиво ответил я. — День выдался… насыщенным.
— Понимаю, — она сделала глоток из бокала с мохито, который ей моментально поставили.
Она смотрела на меня с лёгким, испытующим вызовом. И я понял, что игра началась. Как разговаривать с давней подругой, если ты её совершенно не знаешь. Но что я знал о жизни, так это то, если девушка тебе говорит, что у неё новое бельё, значит, нужно очень и очень умудриться, чтобы всё сорвалось. Но поесть надо было.
— Ну, как дела на твоих ментовских фронтах? — спросила она.
— Да что про меня говорить, жизнь человека, который погоны носит, не слишком интересная, давай лучше о тебе? — произнёс я, смотря на Дарью.
Сколько ей, на вид двадцать — двадцать три? Учится, работает?
Хотя, какой учится, сейчас же лето…
— Я также могу ответить, да что обо мне говорить? Хотела к парню классному приехать, а его друг-обломщик всё испортил. Сижу вот и, ощущая от него пивной запах, думаю, а не накилдириться ли мне сегодня тоже?
— Ну, тут такое дело. Я тебя поддержу морально в этом порыве, но сегодня я на безалкогольном, а то завтра на смену не встану, — произнёс я, поддерживая разговор.
— Мои предки, прикинь, тоже из Дубая вернулись только что, у меня тоже не получится. Завтра ты на сутках, и получается, надо тебя эти сутки ждать… — скусила она губки.
— Ты пей, чтобы настроение не потерять, — улыбнулся я, — а я сейчас что-нибудь придумаю.



Глава 5
Зуб

С этими словами я встал и пошел искать туалет.
Путь мой лежал прямо до выхода, затем налево и еще раз налево, в укромный закуток, где от посторонних взоров прятались заветные двери.
Они были украшены незамысловатыми пиктограммами: треугольничками с шариками. Выбрав тот, что с треугольником, направленным тупой стороной вверх, и шариком над ней — что, по всей видимости, должно было изображать мужскую фигуру, — я решительно дернул ручку и вошел.
Это не было похоже ни на один туалет, который я видел раньше. Вместо ожидаемой тесной кабинки с обшарпанными стенами и лужами на полу передо мной открылось просторное помещение, больше напоминавшее космический корабль. Приглушённый синий свет исходил от плинтусов, подсвечивая идеально чистый тёмный кафель на стенах. Воздух был свежим, с лёгким ароматом цитруса и сандала, без намёка на привычные «отдушки».
Вдоль одной стены стояли открытые кабинки с белоснежными унитазами-моноблоками внутри, без видимых бачков и даже без привычных крышек — сплошная глянцевая поверхность. Над каждым висела небольшая панель, напоминающая квадратный окуляр камеры, и пиктограмма, навскидку обозначающая поднесение руки для смыва.
Напротив расположились такие же футуристичные писсуары, больше похожие на вертикальные белые колонны, а между ними — ряды раковин. Они были из цельного куска чёрного камня, над которыми висели смесители в виде хромированных колонн. Я поднёс руки — и из носика полилась вода ровной, тёплой струёй. Рядом в нише стояли диспенсеры с жидким мылом и салфетками, свёрнутыми в рулон.
Никаких выключателей, никаких вентилей. Всё реагировало на движение. Даже сушилка для рук была встроена в столешницу — стоило убрать руки, как из щелей снизу мощно, но почти бесшумно вырвался поток воздуха.
Я посмотрел на своё отражение в огромном, от потолка до пола, зеркале без единой щербинки. В его глубине стоял тот самый худой парень в спортивном костюме «СССР» с лицом, застывшим в немом изумлении. В моей памяти всплыли вонючие, расписанные похабными надписями «сортиры» 90-х, минималистичные и обшарпанные туалеты в казармах, где из крана капала ржавая вода. А здесь… здесь была какая-то стерильная, бездушная роскошь. Чисто, удобно, технологично, но от этого становилось как-то не по себе. Словно я попал не в уборную, а в лабораторию будущего, где даже самые интимные процессы должны быть доведены до автоматического совершенства.
«Не туалет, а выставка достижений народного хозяйства», — с горьковатой иронией подумал я, вспоминая старые советские лозунги, проигравшие джинсам и жвачке.
Ладно, майор, соберись! У тебя есть боевая задача… А где еще искать ответы, как не во всемирной паутине и у некой Алисы? Тишину нарушил звук смываемой из закрытой кабинки воды. Через несколько секунд оттуда вышел полноватый мужичок и направился прямиком к раковине. Он неторопливо открыл кран, сполоснул руки, затем еще раз, провел влажными ладонями по лицу и пригладил на голове крепкие волосы.
— Уважаемый, — обратился я к нему. — Я еще не разобрался с устройством… Не могли бы вы мне показать, где у меня тут интернет?
С этими словами я достал сотовый, посмотрел на него, чтобы иконки высветились на экране, и показал ему.
— Ну, молодежь, ты даешь, — ответил мне мужичок. — Я думал, вы быстрее всех с этим разбираетесь.
— Тоже со скрипом, — улыбнулся я в ответ.
— Вон браузер, — ткнул он на какой-то разноцветный шарик на моём экране.
— Браузер? — уточнил я и, продублировав его жест, нажал на ту картинку, которую он мне показал.
Высветился новый экран.
— А дальше что? — спросил я.
— Сверху строка ввода, нажимаешь туда, высвечивается клавиатура и на клавиатуре уже вводишь свой запрос. Ну или голосом, видишь, иконка микрофончика справа вверху.
— Прямо голосом можно сказать? — с удивлением переспросил я.
— Голосом тоже можно, — кивнул он. — Сам никак не могу привыкнуть. Ну, удачи.
Улыбнувшись, он вытянул широкий бумажный лист, который подавался из какого-то электронного устройства, прикрепленного к стене, вытер руки и вышел из туалета. Я же ткнул на строку ввода.
«Квартиры в Златоводске. Часы, сутки». И, как показал мне Леша Иванов, ткнул на ввод.
Система начала выдавать варианты. Первый же оказался неплох: квартира, двадцать восемь квадратных метров, одна кровать, цена — от двух с половиной тысяч рублей за сутки. Дорого это или дешево, я толком не знал, но, видимо, цена выдавалась, как говорится, по рынку.
Я нажал кнопку «Позвонить». Некоторое время в трубке шли гудки, и вот на другой стороне раздался голос, на слух — женщины средних лет:
— Да, слушаю.
— Здравствуйте, — произнес я. — Могу я снять квартиру на часы — сутки?
— Так на часы или на сутки? — уточнила женщина.
— На двенадцать часов.
— Это будет как за сутки.
— Хорошо. Сколько?
— Три тысячи пятьсот.
— Ух ты ж, — произнес я. — В объявлении написано «от двух тысяч пятисот».
— Остались только за три пятьсот.
— Ладушки, — сказал я. — Давайте за три пятьсот. Оплата картой.
Наступила короткая пауза.
— Простите, у меня нет терминала. Но вы можете перевести мне по сотовому телефону.
— По какому сотовому телефону? — удивился я.
— Ну, по вот этому номеру, куда вы сейчас звоните.
— Как перевести по номеру телефона? — спросил я. — Вам на счет их, что ли, сбросить?
— Вы знаете… У нас, наверное, закончились квартиры.
И в трубке раздались короткие гудки.
«Пам-пам-пам, — подумал я. — Фраза „оплата картой“ походу работает не везде».
«Так, ладно, надо вернуться, а то Даша заскучает».
Я пошел из туалета обратно в зал. Пройдя мимо нескольких столиков, я повернул в сторону барной стойки, за которой меня должна была ожидать девушка.
Однако она была не одна.
На моем месте, облокотившись на барную стойку и повернувшись вполоборота, сидел молодой парень. Лет двадцати пяти. Он сидел так, будто это не глянцевое дерево, а капот его дорогого авто. А поза излучала баланс между расслабленной небрежностью и готовностью в любой момент сорваться куда-то, где более интересно. Одет, сразу видно, дорого и по-летнему: рубашка из тонкого льна, раскинута нараспашку. Под ней — белая футболка. Светлые шорты. И обувь на тонкой подошве с низким носком. Но меня одежда интересовала меньше всего. Я бегло оценивал телосложение.
Ширина плеч была не природной, а сделанной в зале. Хорошая тренажерка, персональный тренер, возможно, даже какие-то «витамины». Мускулатура рельефная, «сухая» — для красоты, а не для функционала. Такие плечи не таскали раненого товарища с поля боя и не держали сутками оружие. Декоративные. Мышцы на руках прорисованы четко, как в анатомическом атласе. Загар ровный, а значит, солярный. Навскидку ни единого шрама. Держу пари, под белой футболкой, опять же, для показухи, проработанный пресс. Лох с баблом, причём не своим. Из побрекушек — механические часы на левой руке с белыми камнями.
Улыбаясь и предчувствуя быструю порку зашедшего на не свою территорию юного самца, я шёл к ним. Думаю, стащу за шиворот со стула, дам подсрачника и скажу классическое «канай отсюда, рога поотшибаю, редиска», да и дело с концом. Но чем ближе я подходил, тем больше он казался мне знакомым.
Мозг перебирал в памяти картотеки лиц, и не успел я подойти, сходство на 98% было найдено. Перед Дашей сидел юный и похорошевший, подкачавшийся командир взвода старший лейтенант Зубчихин.
— Ты чё, с-сука, меня духам сдал! Нравится бабло на крови получать⁈ — выпалил я, хватая хера за загривок. Захват получился такой, что старлей потерялся, ибо ладошка знатно прилетела по затылку.
— Слава! — воскликнула Дарья.
— Тихо! — рявкнул я ей в лицо, и задал уроду еще вопрос, — Ты еще и к девушке моей подкатываешь⁈
— Даш, этот штрих что с тобой? Слыш, челик, да я тебя знать не знаю! — произнёс он, пытаясь освободиться от захвата, но тщетно.
— Слава! Живо отпусти, мы просто знакомые! — лепетала Даша.
Адреналин отступил, будто и не было, а ум вспомнил про камеру у бара.
— Парни, прекратите, я сейчас полицию вызову! — требовала администратор.
— Слав! Всё, я ухожу! Не пиши мне! — пропищала Даша и направилась в сторону выхода.

«Так, прошло тридцать лет, вряд ли это один и тот же человек», — сообразил я.
— Ты командир взвода старший лейтенант Зубчихин? — спросил я.
— Ты чё? Я даже не служил. Отец мой взводом командовал, а потом ротой, — проговорил он и, провожая Дашу взглядом, заметил: — Ну всё, теперь она тебе точно не даст.
— Что? — не понял я, отпуская хрена.
— Зря, говорю, она с тобой чилит. Ты ей не ровня. И теперь она тебя даже на пушечный выстрел не подпустит.
— А ты значит ровня? — спросил я.
— А у меня отец депутат областной думы без пяти минут мэром станет, и я в ЗГУ на юрфаке, а ты мусор простой! Да еще и желтезну про моего отца слушаешь!
— Хочешь подраться? — спросил я напрямую.
— Я бы с радостью дал бы тебе по шапке, но у меня мероприятие в Питере, где я должен быть как и сейчас идеальным. А вот через пару месяцев приеду и начищу тебе твоё ментовское рыло. Пока можешь потренироваться, куда-нибудь сходить.
— Я тебя и без тренировок укатаю.
— Сомневаюсь, я первый разряд так-то по ММА и пурпурный по BJJ. Так что через пару месяцев будешь мою жопу нюхать на полу. Обсос!
— Иди на х*й, — выпалил я.
Ответом мне был средний палец уходящего из заведения мажора.
И тут же ко мне подошла девушка-администратор.
— К сожалению, мы вынуждены отказать вам в обслуживании, вот счёт, как будете оплачивать?
— Кровью и нервами, — пробубнил я себе под нос.
— Что? — не расслышала она.
— Картой, — продублировал я.
Расплатившись, я вышел на улицу. Дарьи на горизонте не было. Мажора тоже.
«Что это было? — задал я себе вопрос. — Почему я так вспылил?»
Это-то понятно, что тварь эта продавала нас духам, и теперь понятно, что это не он, а, походу, его отец. Но откуда такая экспрессия от всегда уравновешенного меня? Другой уровень гормонов? Сколько мне сейчас? 25? Или пиво в крови?
И понятно, почему Дашка убежала, — в этом обществе такие пассажи не считаются нормой, даже за слова нельзя людей бить. Как они все выжили, и доросли до такой беззубости? И зачем в этом благостном мире мы — менты? Возможно, тут не всё так гладко, что есть места, где нет камер на стенах, и есть люди, которые всё еще следят за словами и предпочитают драку ругани. Но это всё просыпается, как только заходит солнце. Просыпается и вылазит. Ну что ж, завтра на сутках и увидим…
Пиво выпитое с Лаечко уже начинало выветриваться и взглянув на телефон я понял что время еще детское. Только-только начало темнеть и фонари, стилизованные под старинные газовые рожки, уже зажглись, отбрасывая на брусчатку пешеходных дорожек золотистые круги. Я шел вдоль улицы Нахимова или это был проспект, вдыхая еще тёплый воздух который пах речной прохладой и почему то лесом. В моей голове всплывали воспоминания Славы Кузнецова, они скромно прорисовывали мне карту Кировского района и некоторые скомканные подробности его жизни. И я ощущал как моя прошлая жизнь немного блекнет, я не скучаю по прошлым друзьям семье, если такие были, сейчас я их не помнил, всё казалось словно бы в вакууме, словно кроме того дня со встречей журналиста-разведчика и не существовало больше ничего. Оставалось надеяться, что нужные знания принадлежащие боевому офицеру в нужный момент всплывут в памяти. От Славы Кузнецова мне особо ничего и не было нужно, карты города, умение пользоваться приложениями, знаниями людей с которыми он общался.
Идя по Нахимова я ловил себя на мысли что Златоводск — это как Питер в миниатюре, но без его грандиозной и давящей меланхолии. Тот же размах, но камерный. Тот же стиль — высокие «сталинки» с лепниной и арками, гранитные подоконники первых этажей, но масштаб иной, человеческий.
По тротуарам, неспешно текли ручейки прохожих. Парочки, взявшись за руки, шли к набережной канала, что была левее за леском. Слышался смех, отголоски музыки из приоткрытых дверей баров. Из окон одного из них лился джаз, из другого — тихая электронная пульсация. Мимо меня проплывали витрины магазинов, кофеен, шашлычек.
Еще пара метров и я выйду к Кировскому РОВД, крупное 4х этажное здание с флагом на крыше. Возе РОВД стоят машины, какие-то с СГУ, какие-то нет, на некоторых номера хаотичные наборы букв и цифр, а на некоторых виднеются буквы ВМА. Память Славы Кузьмина говорила мне что такие номера гаишники просто так не тормозят и штрафы с камер не приходят.
Еще один парадокс этого времени, вот летит по трасе человек, он синий как костюм снегурочки, и вместо того чтобы поставить пост ГАИ и остановить его, они навтыкали камер и фотают, чтобы потом прислать ему счёт. Да он же — убийца за рулём. Его надо срочно найти и перепрятать. Но нет, теперь мы фотаем, так денег больше.
И тут ко мне подошёл парень в серой рубашке, высокий с меня ростом, аккуратно подстриженный, не то что нынешнее племя. Явно какой-то мент. Тем более вот РОВД рядом.
— Доброго вечера. — произнёс он. — Младший лейтенант Потехин. Не могли бы вы нам помочь?
— А что нужно? — спросил я.
— Надо поучаствовать в процедуре досмотра, в качестве понятного.
— Друг, я бы с радость. Но вас потом ОСБ заклюёт. — произнёс я показывая удостоверение.
— Жалко. Хорошего вечера. — покачал он головой и направился искать других желающих. Понятой должен быть одного пола с досматриваемым. И не должен быть сотрудником. Хоть это не изменилось.
Таким ходом я дошёл до места которое встречает всех приезжих в город, Лагерный сад, я мог бы побиться об заклад что в моей реальности город носил совсем другое название, однако вспомнить его тоже не мог. Двигаясь по подсвечиваемой низкими фонарями аллее, проложенной между огромных сосен, мимо лавочек с сидящими на них парочками, я шёл к крутому берегу Томи закованному в бетонный серпантин. И выйдя у гранитных стелл с выбитыми на них именами ушедшими на фронт, я повернул налево к пирамидальному возвышению с монументом Родине-матери на самом верху. У звезды с вечно горящим огнём, она вручает русскому солдату винтовку, посылая его на защиту Родины. Идя мимо монумента я поймал себя на мысли, что не могу даже сосчитать количество плит с фамилиями навернувшихся с той войны, не то что увековеченных в тексте, в несколько десятков рядов людей на них.
А прямо за памятником снова лавочки и тот самый обрыв с идущим в низ серпантином, где у самой воды расположилась сцена и словно в амфитеатре места для сидений, сейчас пустующие.
Тут было не то чтобы холодно, но очень ветрено, с горы открывался вид на трассу на Новосибирск и на пригородные деревни в низине, на левом берегу Томи. Я гулял больше часа находясь тут в молчаливом созерцании без всяческих мыслей, и всё это время слышал как с кармане куртки пиликает, еще и еще и, ещё, и еще… Я попробовал абстрагироваться от этого, не бомба да ли ладно, но в какой-то момент решился с этим что-то блин сделать и достал телефон.
Мессенджер зелёного цвета разрывался от сообщений Дарьи:
 Ты что вообще устроил сегодня??? 
 Дарья: 
 Это просто капец. На человека набросился на ровном месте! 
 Дарья: 
 Я не могу так. Я не могу быть с человеком, который так себя ведет. 
 Дарья: 
 Мы должны расстаться. 
 Дарья: 
 Это всё. Точка. 
 Дарья: 
 Не звони мне. Не пиши. 
 Дарья: 
 Удали мой номер. 
 Дарья: 
 И удались из друзей везде. Я тебя ненавижу. 
 Дарья: 
 Ты настоящий урод! Штрих конченный! 
 Дарья: 
 Мне так плохо… 
 Дарья: 
 Капец как плохо. 
 Дарья: 
 Я не могу без тебя… 
 Дарья: 
 Я люблю тебя… 
 Дарья: 
 Я сейчас в клубе «Голубика». Одна. И я такая пьяная. 
 Дарья: 
 Забери меня, Слав… прошу… 

Голубика? Что за клуб такой?.. Какой идиот додумался его так назвать? И нужно ли встречаться с мозговыносяшкой максимального разряда?
Я смотрел на телефон, а сообщения продолжали поступать. Среди них было и такое:
 Я же вижу что ты читаешь! Конченный, а я дура! Ненавижу тебя! И хочу! И люблю! 
И я открыл клавиатуру, чтобы написать один единственный ответ…



Глава 6
Место куда нельзя

А какой может быть ответ от парня двадцати с лишним лет отроду? И полностью осознавая, что мной руководят гормоны, я написал:
 Еду. Жди. 
Я вызвал такси через жёлтое приложение. Первая же свободная машина подъехала через пару минут. Я молча сел на заднее сиденье. У водителя в телефоне уже был вбит адрес где-то в попе мира.
Таксист, мужчина лет пятидесяти в поношенной куртке, повернул голову и удивлённо посмотрел на меня в зеркало заднего вида.
— Ты уверен, что тебе туда надо? — переспросил он, не скрывая лёгкого недоумения.
— А что не так? — отстранённо спросил я, глядя в окно на мерцающие улицы, наверное, уже ночного города.
— Да так… — водитель хмыкнул, трогаясь с места. — Место-то специфическое. Ты вроде парень нормальный… Не похож, чтобы тебе туда дорога была. Мало ли, ошибся может? Есть клубы и получше.
Я лишь покачал головой, отрезав все дальнейшие расспросы.
— Сегодня нужно туда, — произнёс я.
Таксист лишь вздохнул и больше не лез. Остаток пути мы молчали. Я смотрел на мелькающие огни, пытаясь унять внутренние чувства. Они больше исходили от Славы Кузнецова; я бы с девушкой, которую надо откуда-то забирать перепившую, и вовсе бы не начал отношения.
Машина свернула на небольшую улочку и остановилась у тёмного, ничем не примечательного здания с единственной светящейся вывеской-неоном в виде стилизованной ягоды. «Голубика».
Я, бросив дежурную фразу про оплату картой, вышел. И, подходя к двери, как мой взгляд упал на пару мужчин, стоявших неподалёку слишком близко друг к другу. Они о чём-то тихо смеялись, а потом один из них поправил другому воротник. Дружбаны какие-то, подумал я.
Открыв дверь, я натолкнулся на запах на грани вони: духи, алкоголь, курево и что-то ещё.
А прямо передо мной, в узком продолжении коридора перед ещё одной дверью, стояли крепкий мужик и хрупкая светловолосая девушка в бандане, подстриженная под парня и, собственно, одетая как парень.
— Здравствуйте, — выдохнула девушка, смерив меня взглядом, — Простите, но у нас закрытая вечеринка.
— Ребят, у меня девчонка там, просит забрать, — произнёс я.
— Вы можете позвонить ей, и она выйдет, если захочет, — резюмировала девушка, сделав акцент на последних двух словах.
— Как это «если захочет»? Она мне сама написала, — усмехнулся я, беря в руки телефон и кликая на её имя в списке контактов.
Через некоторое время, получив ответ, что абонент вне зоны действия сети.
— Ребят. Телефон не отвечает, я зайду на минутку? — спросил я.
— Я же тебе сказала, у нас закрытая вечеринка, — перешла на «ты» девочка.
«Классно, я попал в мир не только не следящих за тоном парней, но и пацанячих девочек, которые первому встречному хамят».
— Вы можете мне сказать, почему я не могу туда пройти? — терпеливо произнёс я.
— Мы не объясняем причины, — презрительно сообщила девчонка. Девчонка ли?
Судя по голосу — да, пытающаяся походить на пацана, и голосом, и манерами, и стрижкой, даже груди не видно под белой футболкой, зато видно швы эластичного бинта. Это чадо специально утягивает себе грудь, чтобы не выпирала.
И тут до меня дошло. Медленно, как холодная волна. Слова таксиста, его удивлённый взгляд, насторожённая атмосфера вокруг… «Голубика» — это было то самое место. Как там их называют? Клуб для нетрадиционных.
Меня резко бросило в жар. Сердце заколотилось с новой силой, но теперь от растерянности и дикого диссонанса. Что Дарья делает здесь? Как она вообще сюда попала?
— Ясно. Я слишком правильный для вашей дыры, — произнёс я.
— Ты, братух, в костюме спортивном, да ещё и с надписью «СССР». А внутри всё в камерах, даже если бы мы хотели тебя пустить, не смогли бы, — произнёс крепыш.
«А тут значит нет», — осмотрелся я.
— Нахрен ты ему что-то объясняешь⁈ — вспылила девочка на него.
— Да он нормальный, просто не из наших клиентов, — выдал крепыш.
— От него гомофобией несёт за километр! — высказалась девочка, — он сюда явно скандал устраивать пришёл!
— Пришёл бы устраивать — уже бы устроил, — произнёс я.
— Ты нам что, ещё и угрожаешь? — спросила меня девочка. — А ну пошёл вон отсюда!
Сделав шаг ко мне, она толкнула меня двумя руками, слишком долго оставляя их выпрямленными. И я, буквально на рефлексах, взяв её левую кисть в свои гомофобные пальцы, крутанул её в сторону. Раздался крик на грани стона. И, упредив действия телохранителя, я пробил ему между ног, не сильно, просто чтобы встряхнуть.
Ну вот и первая моя спецоперация в новом теле; о ней я не буду рассказывать внукам и вообще постараюсь забыть как страшный сон, ведь я как раз за те самые русские ценности, о которых говорил старший сержант Лаечко. Сорвав со стонущей девочки бандану, я повязал её себе на лицо. Как тот ковбой в вестернах. И, похлопав крепыша по спине, мол, не обессудь, спортик, я вошёл внутрь.
Воздух внутри был густым и приторным, тут не пахло, тут воняло духами и терпким фруктовым дымом. Музыка пульсировала негромко, создавая скорее фон, чем призыв к танцу. Освещение было приглушенным, малиновым и сиреневым, скрывающим детали, но подчеркивающим силуэты.
Пространство было разделено на небольшие зоны с низкими диванами. Повсюду я видел пары и компании, которые с первого взгляда сбивали с толку. У стены, оперевшись на барную стойку, стояли две фигуры в кожаных жилетках и грубых ботинках. Короткие стрижки, угловатые плечи, резкие, почти рубящие жесты. Они о чем-то спорили, и одна из них хрипловато рассмеялась, запрокинув голову, — звук был на удивление низким. Их руки с коротко подстриженными ногтями сжимали стаканы с темным пивом. Переодетые в нарочито мужское девушки, такое ощущение, что старались быть мужиками, почему-то беря от мужского самое неприглядное: обрюзгшесть, небрежность, запущенность.
Неподалеку, на бархатном пуфике, восседал юноша. Его тонкие пальцы с еле видимым маникюром лениво перебирали жемчужные бусы на его же собственной шее. Он был одет в шелковую блузу с объемными рукавами, а его волосы, уложенные в кудри, были неестественно идеальны. Он что-то томно говорил своему соседу — мужчине в строгом пиджаке, который слушал его с почти отеческой нежностью, поправляя на своем запястье тонкий золотой браслет.
Как пловец, погружающийся на глубину, я ощущал, что мне не то что не хватает воздуха, сама среда обитания здешних завсегдатаев словно бы выталкивала меня прочь, но задача была важнее эмоций, и я, словно Арнольд Шварценеггер в роли терминатора, сканировал пространство вокруг на предмет интересующей меня персоны.
А повсюду была эта странная инверсия. Девушки с нарочито грубоватыми манерами, чьи движения пытались быть широкими и размашистыми, и молодые люди с тщательно выбритыми лицами и подведенными глазами, чьи позы были утонченно-небрежными. В их взглядах, быстрых и оценивающих, сквозила не просто праздная любопытность, а какая-то иная, глубинная настороженность, словно они постоянно считывали друг с друга невидимые коды. Они наталкивались взглядом на мой костюм с надписью «СССР» и словно пули рикошетили от танковой брони. Презрительно отводя взгляд, словно перед чашей святой воды, я был для них смертельно токсичен, опасен, я был паладином другого мира, лишь ненадолго спустившийся в преисподнюю ради каких-то своих, одному мне известных задач.
«Цирк уродцев, — резюмировал я про себя, чувствуя, как внутри нарастает раздражение. — Никакой ясности, никакой простоты. Сплошная игра в непонятно что. И Дарья где-то здесь, среди этого… этого балагана».
Это был их, отдельный мирок, живущий по неписаным, но четким правилам, которые были мне откровенно враждебны.
Дарью я нашёл сидящей у барной стойки, с батареей бокалов напротив, совсем одну.
— У меня к тебе всего один вопрос, — произнёс я, — Почему ты тут и почему твой телефон недоступен?
— Сла-ва, — прильнула она к моей груди, — дурачок мой, это же два вопроса. И почему ты в повязке?
— Погнали отсюда, — поторопил я её, беря за талию, стараясь как можно скорее выбраться из этого притона.
— По-существу заданных мне вопросов могу пояснить следующее, — выпалила она, коверкая слова. — Я тут потому что мой парень невменяемый ревнивец! А тут я в безопасности, ко мне клеятся только какие-то страшные девки. А телефон у меня недоступен потому что сел. Мне было скучно и грустно, и обидно, и я слушала музыку в наушниках, и он сел.
— Понятно, — произнёс я, эвакуируя её из враждебного места.
— Эй, она не заплатила! — прозвучало сзади. — Девушка!
Даша не слышала, а я вёл её к выходу. Благо тот был уже рядом. В проёме стоял тот самый крепыш, он тёр паховую область, и та самая девушка, чью бандану я унёс.
— Он, это он! — завопила, как резанная, барышня и отбежала от выхода, удалилась от него и вышибала.
И каким же было моё удивление, когда я вывел Дашу на улицу, что тут стоял полицейский экипаж, а ко мне шли двое мужчин в пятнистой форме.
— Вот он, он мне руку чуть не сломал, и Васю побил!
— И она счёт не платила! — донеслось сзади от выбежавшего худенького бармена в заниженных штанишках.
— Я никому ничего не должна, я себя сделала сама! — широко улыбаясь, пропела Дарья.
— Даш, ментам не груби, я договорюсь, — прошептал ей на ухо я.
— Уважаемые! — обратился старший сержант, на нём не было брони, а только лишь автомат на плече, а у второго сержанта — кобура с ПМом.
— Масочку снимаем, ковид больше не страшен! — выдал сержант.
— Пацаны. Я свой, из Кировского ОВО, — прошептал я, — Примите нас. Я в машине всё объясню.
Под крики в спину нас сопроводили в автомобиль с логотипом «Лада», посадив на задние места. С нами остался водитель, а старший группы задержания — тот что с автоматом — ушёл к бару объщаться с потерпевшими. Я снял бандану, и сержант удивлённо ухнул.
— Ух ты, Слава, ты чё там делал? Это же не наших ценностей место?
Отлично, меня узнали, значит, дело пойдёт легче.
— Да, братух, девушку вызволял, можно сказать, защищал те самые русские ценности, пока они её там не захороводили в свои сети.
— Дело благое, — похвалил меня сержант. — А я на оружие аттестовался, вот баранку кручу, сутки через двое. Зато доплаты.
— Доплаты? — не понял я.
— Я сам платёжку видел, один чел 103 тысячи за июнь получил, но правда и работал ненормированно.
— Сержант? — уточнил я.
— Старшина. Его жена выгнала, он и сдался ротному в «рабство». Зато дела материальные поправил. А ты как?
— Да тоже нормально, завтра на смену вот, да девушка чудит, — произнёс я, взглянув на Дашку, которая сделала губки уточкой, мол «это да, я могу, я чужу».
И тут вернулся старший. Видимо, наслушавшись обитателей места, куда православным заходить крайне не желательно.
— Дим, да это Слава, мы в учебке с ним были. Нормальный пацан, — резюмировал сержант.
Старший сержант Дмитрий обернулся на меня, измеряя меня взглядом.
— Да? Нормальные по «Голубикам» не ходят, — выдал он.
— Товарищ старший сержант, у меня была спецоперация по вызволению любимой девушки.
— Ты что, в ОСБ давно не был? Эти педики тебе кражу предъявляют и хулиганство.
— Там не кража, а девушка покурить вышла и не захотела возвращаться, — вступился за меня сержант.
— Стёп, — обратился старший к сержанту, — Прикинь, если бы Гусев сюда приехал или кто другой с управы? Твой друг в костюме советского спортсмена на завтра уже не работал бы… В общем так…
Он не договорил. Его прервала рация.
— 337-ой, Ленску⁈
— Слушаю, — проговорил старший, зажимая кнопку на головке рации.
— Что там по «Голубике»?
— Тут нетрадиционные, на друг друга пальцем показывают, не могу пока разобраться, сейчас уточню, будет ли заявление, — ответил старший сержант.
— Понято, — ответил Ленск.
Видимо, Ленинский районный ОВО Златоводска.
— Удостоверение с собой? — спросил у меня старший группу задержания.
— Да, — выдохнул я, доставая из кармана корочку.
— В общем так, товарищ младший сержант, счёт за барышню придётся оплатить, это раз, банданку вернуть и подыграть.
— Понял, — кивнул я.
— Ну раз понял. На браслеты, пристёгивай себя к ручке над дверью.
— Она же резиновая и непрочная? — не понял я, осматривая ручку и принимая от старшего чёрные наручники.
— Но любители западных ценностей об этом не знают. А ты, плачь, закрыв лицо, — обратился он к Даше.
Сказано — сделано, и я прикован к хрупкой ручке, а Даша ревёт в ладошки.
— Стёп, помогай им дальним, — попросил старший сержанта.
И вот уже группка не таких, как все, подтянулась к открытому окну.
— Так, терминал несите, преступники готовы возместить ущерб, — произнёс он, отдавая бандану девочке, которая пыталась не пустить меня в бар.
— А что с ними будет дальше? — спросила она.
— В тюрьму отвезём, а там года через 3–4 вернутся к вам вашими же клиентами, — нашёл, что ответить, старший.
— А-а-а-а. Мы тут вообще-то по доброй воле, — произнесла девочка, натягивая бандану.
— Ну что я могу сделать, закон есть закон, — пожал плечами старший.
А когда пришёл бармен с терминалом, я вытащил карту и приложил её к экрану. Старший решил так сделать, чтобы все видели, что я схвачен и наказан. В кармане пиликнуло.
— Оплата прошла, — сообщил служащий бара.
И окна машины закрылись.
— Младшой, ты там ничего внутри руками не трогал?
— Только ногами, — кивнул я.
— Мой репрессированный дед говорил, что это у них как-то через предметы передаётся, — на лице старшего сержанта проступила улыбка, — Всё, отстёгивайся.
— Ленск, 337-ому? Ленск, 337-ому? — позвал старший базу.
— Говори, — произнесла рация.
— По «Голубике», никто ни на кого не хочет писать заявления, они уже ушли мириться вниз обратно, — произнёс старшой.
— … Ты сходи к ним, может, уговоришь⁈ — выдал какой-то другой голос из радиоэфира.
— Утешишь! — раздался другой.
— Тихо будь! — выдал старший экипажа в рацию.
— Не засоряйте радиоэфир! — рявкнул дежурный, — Всё, работайте, 337-ой.
— Ленск, 337-ому? — взял тангенту Стёпа. — А можно из района на 10 минут уйти?
— С какой целью? — спросил дежурный.
— Машину помыть. После такого места.
Некоторое время в радиосети творился бардак: смешки и замечания, что теперь надо авто еще и святой водой побрызгать, но потом дежурный снова всех утихомирил. Но отлучиться с маршрута всё-таки разрешил.
— Ты на Макрушено же жил? — спросил меня Семён.
— Ну да, — кивнул я. — Спасибо вам, пацаны.
— С зарплаты спасибо, булькающее через Сёму передашь, — выдал старший.
В результате нас с Дашей еще и довезли до моего дома.
Мы молча поднялись по бетонным ступеням на четвёртый этаж. Тут пахло пылью, сыростью и старым деревом. Но даже этот запах был роднее, чем то, что пришлось нюхать в «Голубике».
Доставая ключ, я старался бесшумно вставить его в замочную скважину.
— Только тихо, — шёпотом предупредил я Дашу, придерживая дверь. — Леха, наверное, уже спит. Комната у него смежная, всё слышно.
Она кивнула, приложив наманикюренный палец к губам, и на цыпочках проскользнула внутрь. Скинув туфли, она босиком прошла в комнату и опустилась на диван.
— Слав… — тихо начала она, обнимая подушку. — Я, наверное, устроила тебе сегодня да.
— Ну, есть немного, — так же тихо ответил я, направляясь на кухню набрать воды. — Стандартная боевая задача. Вызволить гражданского из враждебной среды.
— Я серьёзно! — её шёпот послышался из комнаты. — Я такая дура… Напилась, натворила, нахамила тебе, а ты… ты приехал. В это место. Всё равно приехал. Меня нашёл, вытащил, а потом ещё и с ментами договорился…
Я вернулся с двумя стаканами воды, протянул ей один. Она взяла его обеими руками и сделала несколько маленьких глотков.
— Я думала, ты сейчас будешь орать, скандалить, — она посмотрела на меня снизу вверх. — А ты… ты просто сделал, что нужно. Как будто так и надо.
Она поставила стакан на пол, бесшумно поднялась с дивана и подошла ко мне, обвивая руками шею. Её тело прижалось ко мне, мягкое и податливое, своими упругостями.
— Знаешь, что? — прошептала она прямо в губы, её дыхание было тёплым и пьяным. — Ты мой…
Её руки опустились с моей шеи на грудь, скользнули под спортивную куртку.
— Обещаю, буду тихой… как мышка, — пообещала она, и в её шёпоте послышалась хитрая, соблазнительная нотка. — Буду очень-очень тихой…
Её пальцы медленно стянули с меня куртку костюма. Я почувствовал, как по телу разливается тепло, вытесняя остатки адреналина и раздражения. В этой тесной комнате, где каждый звук был слышен сквозь стену, её тихие обещания и крадущиеся прикосновения казались опаснее любой ночной вылазки.
— Слав, а закуй меня в наручники⁈ — вдруг несказанно громко от общего фона пискнула она.
И в этот момент в соседней комнате поперхнулись.



Глава 7
Служба и формальности

Моя первая ночь в новом теле, в другом времени, с девушкой в объятиях прошла незаметно, есть всё-таки что-то в подпитых искательницах приключений. Одно было неясно: зачем говорить, что нужно показать новое бельё, если его всё равно придётся снимать? И что за фетиш к наручникам? Это как минимум негигиенично: вчера ты в них такой буйного полубомжа заковываешь, а завтра она такая просит тебя её пристегнуть.
В середине ночи, когда Дашка завела эту песню снова, в комнату вошёл Лёха. Стоя в темноте дверного проёма, он сонным голосом произнёс:
— Как старший по званию, приказываю! Отставить заковывать людей! А руководствоваться только законом о полиции!
— Ой, — выдохнула Даша, прячась под одеялом, она совсем забыла, что мы снимаем квартиру на двоих.
— Есть отставить заковывать, — улыбнулся я, смотря на уходящего в туалет соседа.
— Кляп попробуйте. Хоть я посплю, — пробурчал Лёха на обратном пути.
— Кляп не хочу, — прошептала Дарья, оставаясь под общим одеялом с головой, — Тебя хочу.
Утро. Оно никогда не бывает кстати, ещё Шекспир заметил это, проклиная жаворонков.
Лёха первым сорвался с кровати и, почесываясь, побрел в туалет и к раковинам. Вскоре оттуда донесся звук бегущей воды и бульканье. Я последовал за ним, пока Дарья, закутавшись в одеяло, стесненно пробиралась на кухню, стараясь не встречаться ни с кем глазами.
Я заглянул в туалет, видя, как в тесной душевой Лёха чистит зубы. Взяв свободную щётку и тюбик, я вернулся в кухню-коридор. Но тут в душевой что-то зажужжало, и я заинтересованно заглянул туда: оказалось, это Лёха полировал своё и так чистое от растительности лицо электробритвой — без проводов. Ещё одно чудо цивилизации! Щетины у него, кстати, не было — не то что у меня; я коснулся своего лица и понял, что мне тоже надо бриться.
— Лёх, я твоей воспользуюсь? — спросил я.
— Ничего себе, ты начал спрашивать⁈ — удивился тот. — А если я откажу, то ты всё равно ею побреешься, да?
— Братух, мне объективно нужнее, — указал я на своё лицо.
— Бомжара, свою надо иметь! — насупился сосед и сунул мне в руки бритву.
Понятненько, значит, тема с детским видом его раздражает. Не буду его этим подкалывать. Память Славы Кузьнецова тут же выдала современное слово-аналог: молодёжь сказала бы — не «раздражает», а «тригерит», ну или «бесит».
А за моей спиной Дарья уже щёлкнула чайником. И даже успела натянуть на себя чёрное кружевное бельё, которое ночью слетело с неё как ненужный атрибут для счастливых людей. Это еще в армии я слышал, что счастливые не только не наблюдают часов, но и не надевают трусов.
Они поздоровались с Лёхой коротким «привет» и продолжили собираться.
Домашний офицер натянул на себя синюю рубашку и брюки, и теперь, закинув пакетик чёрного чая в кружку кипятка, словно ослик ИА, проделывал с ним процедуру «входит и выходит», плюс он разложил на столе две плитки таблеток, которые тоже, видимо, ожидали чая. Если я правильно понимаю этот дом, мы не завтракаем.
— Это что? — поинтересовался я, натягивая бело-красную тельняшку.
— Милдронат и фенотропил, — равнодушно ответил Лёха. — Врач прописал. Чтобы после бессонных ночей с суетологами лучше восстанавливаться. Слава Богу, ты сегодня на смене, хоть высплюсь.
Дарья, тем временем, вызывала такси.
— Леша, тебя подбросить? — спросила она, глядя в телефон.
Тот фыркнул, застегивая китель:
— С задержанными, которые наручники требуют по ночам, на такси не езжу. У меня служебный автобус.
— Автобус до РОВД? — уточнил я.
— Ага, пешкарус, — хмыкнул Лёха и вставил свои ноги в туфли, натягивая фуражку, застёгивая китель.
Дарья залилась румянцем и ничего не ответила на пасс про наручники. Я подошел, приобнял ее за плечи, слегка прижимая девушку к своей пятнистой форме.
— Ничего страшного, — тихо сказал я. — Всё хорошо.
Мы вышли вместе. У подъезда уже ждало такси.
Сев внутри, мой взгляд упал на адрес в ее телефоне. Маршрут строился далеко, через весь город.
— Ты… домой? — уточнил я.
— Да, — просто ответила она.
И я понял. Она живёт где-то за Академгородком, память Славы делилась со мной картинками той местности. Далекой от нашего шумного центра. Где гордо базируются обособленно стоящие от всего мира дорогие особняки, разделённые высокими заборами, какие не могут сниться не то что сержантам, но и полковникам.
Машина тронулась, унося меня из района с общагами вперёд в рабочий день, а Дарью, видимо, в сон на суперудобных кроватях в домик её семьи. Кто они, чем занимаются? Думал я, пытаясь вспомнить, вернее, спросить у тела, в котором я очутился, и единственное, что понял, так это то, что её отец имеет свою пивную фабрику.
Такси подвезло меня к неброскому трёхэтажному зданию из белого кирпича и высадило. Дарья, перед тем как захлопнулась дверь, потянулась ко мне и чмокнула в щёку.
— Ещё увидимся, — бросила она, и машина рванула прочь, оставив меня у знакомых по памяти Славы тыльных ворот со шлакбаумом и КПП.
Я прошёл сквозь вахту, просто махнув рукой, меня тут знали лично, а вот парня после меня остановили и спросили документы, оказалось, что он стажёр и поэтому смена его не знает. Территория вокруг кипела жизнью, какой-то своей, ментовской муравьиной. У входа кучковались сотрудники в такой же, как у меня, пятнистой форме, кто-то курил, кто-то просто стоял, болтая о чём-то своём. Я, кивая и бросая короткие «Здарова», пробирался сквозь эту толчею. Память услужливо подсказывала имена и звания: «Привет, Санёк», «Доброе утро, Дим», «Как дела, Жень?».
Внутри здание оказалось таким же непарадным, как и снаружи. Длинные коридоры, выкрашенные масляной краской, пахнущие пылью, слабым запахом сигарет и остывшей едой из столовой комнаты. По стенам висели бесконечные доски объявлений, поздравления с днём рождения, какие-то графики, портреты командного состава. Из полуоткрытых дверей доносились обрывки разговоров, звонки телефонов, клацанье клавиатур.
Моей целью был кабинет роты. Дверь была приоткрыта. Я вошёл без стука.
Тут был секретарь роты, девушка Елена в звании сержанта за компьютером, и командир взвода прапорщик Мухаматдиев. Он стоял у окна с кружкой кофе, и его осанка, даже в такой, казалось бы, расслабленной позе, выдавала строевую выправку. Сухощавый, жилистый, не высокий, с резкими, скуластыми чертами лица и тёмными, пронзительными глазами, он смотрел на меня бесстрастным, изучающим взглядом. Прапорщик «старой закалки», временно исполнявший обязанности комвзвода в ожидании офицерских погон, казался воплощением служебной педантичности и требовательности. Он был тем, кто не кричал, но чьи тихие, точные замечания били не в бровь, а в глаз.
— Здравия желаю, — поздоровался я со всеми, а Мухаматдиеву пожал руку. Его рукопожатие было сухим и твёрдым, как и он сам.
— О, Слава. — Он кивнул, его лицо не дрогнуло. — Завтра после смены, у тебя до занятий аттестация на оружие. Так что базу подучи на смене, — произнёс он немного хрипловатой речью.
— Есть, повторить базу, — кивнул я.
— Всё, дуй в оружейку. Развод скоро, — произнёс он, поворачиваясь к окну.
— Здравствуйте, — произнесли сзади меня.
И это заставило Ратмира Мухаматдиева повернуться. В роту вошёл тот самый стажёр, которого остановили на КПП.
— И тебе не хворать, — произнёс комвзвода.
— Мне сказали сегодня прибыть, — произнёс он.
— Ты кто? — уточнил Ратмир.
— Стажёр полиции Виктор Бахматский.
— А почему не в учебке?
— Сказали, что мест нет, на следующий набор пойду, — ответил стажёр.
— Понял. Покажи документы, — произнёс Ратмир и, взяв корочку у Бахматского, прочитав там всё, что он хотел прочесть, сообщил: — Бардак, конечно. Так ты иди с Кузнецовым спецсредства получать, а я пока в журнал дежурному тебя впишу.
— Слава, — протянул я руку стажёру.
Парень, сгибаясь в дверном проёме, как молодая поросль, сделал шаг вперёд. Витя был высоким и до неуклюжести долговязым, с угловатыми движениями, будто его конечности жили своей отдельной жизнью. Его лицо с острыми скулами, выступающим подбородком и крупным носом напоминало неотёсанный, но выразительный эскиз.
— Витя, — глуховато отозвался он, и его костлявая ладонь с силой сжала мою в коротком, сухом рукопожатии.

Я шёл в оружейку, а Витя следовал за мной.
— Давно служишь? — спросил он.
— Пять лет уже как, — ответил я.
— Погоди, а что ты еще младший сержант? Тут звания, что не меняются? — удивился он.
— Почему? Каждый год меняются, я просто просто прапорщиком пришёл, — выдал я, а зачем спрашивать, когда по погонам всё и так видно.
— А-а-а-а, шутишь? — догадался Бахматский.
— Шучу, да, — кивнул я.
На самом деле, только сейчас я ощутил последствия бессонной ночи. Чуток штормило, чуток, клонило в сон, но всё это было ничтожно по сравнению с тем, как чувствовал себя старший сержант Лаечко.
Сидя на кожзамовской поверхности чёрных диванов в холле, напротив темнеющего прямоугольника бронированного стекла дежурной части, он казался изваянием. На стеклянном столе рядом стояла полупустая пол-литровая бутылка воды, а он сам, развалившись, откинул голову, словно в ожидании неведомого.
— Иди, получай спецсредства, — произнёс я Вите, указывая на оружейную комнату. Дверь в которую была как раз рядом с дверью в дежурную часть.
А сам подошел к старшему сержанту.
— Здорово, Саша, как сам? — осведомился я.
Александр медленно опустил взгляд с потолка, пронзая меня.
— Да херово! — выдохнул он.
— А чего, как я понимаю, на паре бутылок пива вчера ничего не закончилось? — пытался я разрядить обстановку.
— Да, блин, все только началось. Я потом в «Абсент» поехал, — его голос дрожал от усталости. — Там склеил каких-то двух теток лет тридцати. И с ними, короче, тусили до утра. Я теперь песни восьмидесятых могу наизусть петь. Антипохмелин выпил, даст бог взводный и ротный с дежурным не почувствуют, а на смене за пару часов приду в себя. А ты как?
— Да ничего, — ответил я. — Вчера сразу домой отправился без приключений, короче.
— А память, как твоя? — Саша вернулся к более личным вопросам. — Восстановилась?
— Да, восстановилась, — я старался говорить уверенно. — Есть кое-какие провалы, но я думаю, что все нормально будет. Покажусь гражданскому врачу завтра. Может, витаминки какие-нибудь выпишет.
— Отлично. А то же я начал за тебя переживать, — произнес Лаечко.
Он уже был вооружен: рядом на диване лежал АКС-74У, а бронежилет, словно развешанный на импровизированной вешалке, был нанизан на резиновую палку, которая, в свою очередь, держала и лямочку шлема.
— Иди вооружаться тогда, — благословил меня махом руки Лаечко.
Сказано — сделано. И я направлялся в оружейную комнату, где в данный момент находился какой-то сержант.
Увидев меня, он протянул руку для рукопожатия. Вероятно, это был старший другой группы задержания, так как он получал АКС-74У, патроны к нему и пистолет Макарова с двумя магазинами, дубинку, бронежилет, наручники и шлем.
Собственно, такой же комплект был и у моего старшего. После того как он забрал всё необходимое и вышел, неся комплект на резиновой палке как на вешалке, я вошёл в оружейную комнату. Заглянув в окно, я произнёс:
— Доброго утра. Младший сержант полиции Кузнецов. Получаю броню, палку, газ, наручники свои, каску.
На меня через окно посмотрел, наклонившись, целый капитан.
— Ага, привет. Так, сейчас всё выдам, — сказал он.
Далее он начал передавать мне экипировку. Первым был шлем. Пластиковый и даже не кевларовый, вероятно, не рассчитанный на защиту от пуль или осколков. Затем мне передали длинную прямую палку, судя по изгибам и помятостям, давненько уже бывшую в употреблении. А когда очередь дошла до газа, дежурный взял белый баллон, встряхнул его, удостоверившись в наличии содержимого, и передал мне. Он хотел взять еще наручники, но вспомнил, что они у меня свои. Следом мне в окно просунули бронежилет. Черный и не шибко тяжёлый, килограмма 3–4, с кобурой и отсеком для рации, наручников и дополнительных магазинов для АК. Последним шла рация, тоже чёрная с двумя барашками для громкости и переключения каналов.
Я насадил броню на палку, как и все тут, рацию вставил в нагрудный карман брони и, поблагодарив капитана в окно, вышел. К этому времени у оружейной уже стояла очередь из трёх сотрудников, с которыми я тоже поздоровался. Подойдя к Лаечко, я положил бронежилет рядом с его.
— Не-не, братуха, не сюда! Там Дима пишет, что он уже подъехал. Сегодня на 305-м работаем. Отнести мою и свою броню в патруль, будь другом.
Я улыбнулся. Это напоминало начало неуставных отношений. Или продолжение вчерашней попойки. Однако начинать свою службу с посыла товарища, с которым вчера начинал квасить, было уже совсем не по-мужски.
— Товарищ старший сержант, только из уважения к твоему сегодняшнему состоянию, — сказал я улыбаясь.
— Да, да, — ответил он, продолжая «умирать» на диване, — Сочтёмся.
Я взял два комплекта брони, свою и его, и направился на улицу. По пути, по узкому коридору мимо двери роты, я встретил майора, которого я видел сегодня на стенах этого же коридора; предположительно, это был начальник нашего отдела. ФИО которого я еще не выучил, значит, поможет устав.
— Здравия желаю, товарищ майор, — произнёс я, давая дорогу, на секунду прижимаясь с бронёй к стене.
— Доброго дня, — кивнул он и пошёл дальше.
А я вышел на улицу и осмотрел собравшиеся машины: 305-й, 306-й, 307-й, 310-й — экипажи нашего района стояли в ряд. В 305-м сидел водитель, память Славы Кузнецова поделилась со мной воспоминанием, это был сержант Дмитрий Черепанов. Кивая встречным сотрудникам, я подошёл к «Ладушке» и попытался открыть левую заднюю дверь.
— Ты что, Слав, эта дверь заблокирована. Открывай правую, — произнёс Дима, смотря на меня, словно я с луны упал.
Я обошёл машину, открыл правую заднюю дверь и положил спецсредства внутрь.
«Левая дверь заблокирована, — подумал я. — Вероятно, чтобы подозреваемые не смогли убежать».
Кнопки отпирания замка не было. Зато было отверстие под неё, но сам штырь находился глубоко и был без пластиковой накладки.
— Что, старший опять плохо себя чувствует? — спросил Дима.
— Ну, видать, да, — кивнул я, садясь на заднее сидение.
— Похоже, вчера снова выпивал. Эх, поймают его за задницу. Повесят орден с закруткой на спине, — произнёс Дима. Его бронежилет, кстати, уже ютился возле окна. Теперь же на сидениях у левой заблокированной двери лежало всего по три.

Тем временем экипажи начали строиться у машин. Мы с Димой тоже вышли и встали рядом с экипажем. Бойцы, поправляя форменную одежду, походили на стаю усталых хищников. Лаечко прибыл в числе последних, встав впереди; как и все старшие, он старался не дышать на офицеров. Появился и лейтенант Потапов, наш комроты, энергичной походкой направился к центру площадки. Он был молод, лет тридцати, подтянут. Его тёмные волосы были коротко стрижены, лицо с прямым носом и оценивающим взглядом. Но в уголках его губ таилась едва заметная улыбка, будто он был в курсе чего-то, чего не знали остальные.
Кто-то скомандовал:
— Смирно!
Рядом с ротным, чуть в стороне, встал прапорщик Мухаматдиев, его каменная физиономия являла разительный контраст с живыми чертами Потапова.
— Вольно, — начал Потапов, и строй нехотя расслабился. — Информация за прошедшие сутки. Зарегистрировано шесть заявлений и сообщений о преступлениях, по горячим следам раскрыто два. В районе Торгового центра «Лето» по-прежнему орудует группа карманников, ЧОП не справляется, есть фото с камер, получите ориентировку.
Мухаматдиев раздал на каждый экипаж листок А4 с фото, старшие групп посмотрели и передали его по цепочке назад. Дошла фотка и до меня: двое парней во всём чёрном, фото не самое художественное, радует только, что ребята работают под камерами, видимо, романтики в стиле джентльменов удачи: украл — выпил — в тюрьму.
— Со двора по улице Яковлева, 115, был угнан «Рено Логан», госномер… — ротный продолжал зачитывать происшествия со сводки, а мы все это записали в служебные книжки.
Послышался шелест перелистываемых страниц. Пока мы строчили, Потапов обменялся короткой репликой с Мухаматдиевым, который что-то ему тихо проговорил, кивнув в сторону нашего экипажа. Комроты скользнул взглядом по нашему «Ладе», но ничего не сказал.
— Теперь по юридической части, — Потапов перевёл взгляд на строевую записку в своей руке. — Сержант Петров, когда применяется физическая сила?
— Применяется регламентирующих службу законов, — произнёс Петров, румяный парень из 306-го экипажа.
— Точно не от балды, когда тебе показалось, что тебе угрожают, пакетом? — переспросил Мухаматдиев.
— Никак нет, товарищ прапорщик, — ответил тот, пряча глаза. По строю прошёлся смешок, видимо, были прецеденты.
— Как статья регламентирующая звучит? — пытал бойца Потапов.
— Сотрудник имеет право лично или в составе подразделения (группы) применять физическую силу, в том числе боевые приемы борьбы, если несиловые способы не обеспечивают выполнения возложенных на полицию обязанностей, в следующих случаях: для пресечения преступлений и административных правонарушений; для доставления в служебное помещение территориального органа или подразделения полиции, в помещение муниципального органа, в иное служебное помещение лиц, совершивших преступления и административные правонарушения, и задержания этих лиц;
— Достаточно. Лаечко, продолжай! — произнёс ротный.
— Для преодоления противодействия законным требованиям сотрудника полиции. Сотрудник полиции имеет право применять физическую силу во всех случаях, когда настоящим Федеральным законом разрешено применение специальных средств или огнестрельного оружия. — скрипя и вальяжно выдавил наш старший.
Потапов кивнул и задал ещё пару вопросов другим бойцам — о применении спецсредств и оружия. Ответы были краткими и, судя по всему, верными. Меня эта чаша сегодня не коснулась, видимо, берегут для завтрашней аттестации на оружие.
А когда весь формализм был исчерпан, вышел дежурный, тот самый капитан, который нас вооружил, и зачитал приказ:
— Смирно! Приказываю, заступить на службу, соблюдая законность, вести охрану жизни, здоровья и имущества граждан. По постам и маршрутам!
После этих слов ротный и дежурный удалились в здание отдела. Но мы так и остались стоять, потому как взводный Мухаматдиев жестом остановил наш порыв разойтись, произнеся:
— Вольно.
Он подошёл к строю почти вплотную:
— Парни, и еще: ночью, когда едете по городу, останавливайте и проверяйте всех. Ночью по городу ходят очень интересные люди. А ты, Лаечко, вместе с Кузьминым идите-ка за мной в обеденную комнату, поговорим кое о чём.



Глава 8
Смена

Экипажи начали расходиться по назначенным маршрутам. А мы, я и старший сержант Лаечко, пошли за Мухаматдиевым в комнату приема пищи. Она располагалась рядом с ротой, напротив и немного левее. Мы вошли.
Комната была небольшой, но обжитой. Прямо напротив двери, под окном, стояла раковина, а слева от неё — старенький холодильник, который тихо гудел, словно рыча на нас, как цепной пёс на непрошеных гостей. Сверху на нем красовалась микроволновка, испещренная следами от брызг разогретых обедов. Справа, во всю стену, уходили полки, заставленные посудой и увешанные кружками на все вкусы — от стандартных, с гербом, до личных, с забавными надписями и потёртыми рисунками.
Мухаматдиев сел за стол и попросил Лаечко закрыть за собой дверь.
— Саша, ты чё, охренел? — начал с козырей командир взвода. — Ты чё в таком виде на работу припёрся? Благо Потапов и Мельников не заметили. То был бы сейчас процесс приведения тебя в бледное состояние, а завтра бы вместо занятия у нас был бы суд чести, где каждый осуждал бы твоё похмельное появление на разводе.
— Ратмир Менисович, да я нормальный, — произнёс Саша. — Просто вчера чем-то траванулся.
— Ага, чеши мне больше. Мне, кстати, с Сигнала птичка на хвосте весточку принесла, что вчера некие два сотрудника взяли спецсредство «Электрошокер». И давай, короче, друг друга им бит. Не знаешь случайно, кто? — спросил он у Лаечко.
— Понятия не имею, — пожал плечами Саша. — Слушай, Ратмир Менисович, ну, обошлось же. Я сейчас шиповника попью и нормально будет. К вечерним проверкам буду как огурец.
— Смотри, Саш, последний раз! Я вот клянусь чем угодно, я тебя сам лично в наркологию свожу, а потом закодирую, — сказал командир, грозя пальцем.
— В наркологии не кодируют, — произнёс Лаечко.
— Я тебя у кузнеца закодирую. Всё, давай по постам и маршрутам!
— Есть по постам и маршрутам, — произнёс старший сержант и повернулся.
Ну и я, собственно, пошёл следом за ним. Зачем меня туда звали? Я ума не приложу. Так за компанию. И мы вернулись к машине, сев в 305-й экипаж.
Только машина тронулась, как Лаечко взял тангенту и продекларировал:
— Казанка, 305-му?
— Говори, — произнёс дежурный.
— В районе, — ответил старший.
— Так, тогда едь на Киевскую, 12, 2-й подъезд, 4-й этаж, 37-я квартира. Там меняй 311-го. Как принял?
— Принял, поменять 311-го! — ответил Лаечко.
Он повесил головку радиостанции на свое место и чуть отклонил спинку своего сиденья.
— Ну всё, поперло, — произнес он. — Сейчас часа два отдохнем.
— Ну, как отдохнем, — проворчал водитель Дима. — Ты, может, отдохнёшь, а я буду твой перегар нюхать, а Слава на квартире стоять.
— Кто на что учился, — улыбнулся Лаечко.
— Блин, переведусь от тебя в кинологи, — выдохнул Дима.
— И будешь нюхать собачье говно, — ответил старший сержант, закрывая глаза.
— Собаки хоть не бухают как собаки, — прошипел Дмитрий.
К слову, ехали мы с открытыми окнами, чтобы не опьянеть всем экипажем от перегара старшего, который начинал ощущаться и мне, а ведь я вчера тоже выпивал.
— Дим, а ты совсем не пьёшь? — спросил я водителя.
— Я вчера еще в Сигнале говорил, что это ничем хорошим не закончится, а вы в «Бобра» пошли.
— Да нормально посидели, как белые люди. По паре кружек и разошлись, — пожал я плечами. Лаечко был вовсе не пьяный, да не выспавшийся, да, возможно, с запахом, но после обеденного перерыва всё это канет в лету.
— У Саши фамилия говорящая, у него не может быть по-человечески, — продолжал бухтеть водитель.
— Поэтому сегодня до вечера с гражданами будешь общаться ты, Слав, — выдал он.
— Не вопрос, — ответил я.
— Может, его и старшим вместо себя посадишь? — подколол водитель старшего.
— Да ты чёртов гений, остановись! — выдал Лаечко, и машина остановилась, включив аварийку прямо на дороге, благо ехали в правом ряду. — Меняемся!
И мы вышли, поменявшись с ним местами. К слову, автомат Саша взял с собой. Снова сев в машину: я на место старшего, Саша на мое место. Александр развалился сзади на бронежилетах, надел на себя шлем и, уперев его в угол между броней и задней сидушкой, закрыл глаза. Обняв обеими руками АКС-74У. А мы поехали дальше, на улицу, которую озвучил дежурный. Подъехав на место, во двор указанного здания, я увидел стоящий возле него 311-й экипаж. Мы поравнялись машиной, и я с водителем вышел. Старший сержант Лаечко уже начал сопеть. Вышел и старший группы задержания 311 машины, высокий, крепкий парень, в звании старшины, лет тридцать от роду. Я поздоровался с нами за руку. Подтянулся и их водитель, младший сержант, усталый, сонный, видно, что всю ночь трудился.
— О, чё у вас? Саня спит, что ли? — произнёс старшина, заглядывая в нашу машину и, видя, что старший сержант никак не реагирует, взял, облокотился на машину и несколько раз её качнул с совершенно недюжинной силой. От этих качков Лаечко открыл глаза.
— Хорош спать, молодость проспишь, — пробасил старшина.
— Старший спит, а служба идёт, — выдохнул ему Саша.
— Халявщик, — ответил старшина.
— А у нас сегодня младший сержант за него, — ответил Дима.
— Понятно. В общем, квартира снялась ещё вчера, мы на ней уже 10 часов стоим. Пару раз пытались сдать на пульт. В общем, она снимается снова, надо перезакрывать, а хозорган не отвечает. Поэтому было принято решение охранять. Вот, собственно, и охраняем.
— Понятно, — произнёс Дима.
— Ну, удачи с ней, парни! Пока! — махнул старший 311-го и зажал на своём бронежилете рацию. — 711, 311, — произнёс он.
— Слушаю, — ответили в рацию.
— Спускайся.
— Ну что? — произнёс Дима, смотря на меня. — Я внизу, ты, соответственно, наверху.
Практически тут же из двери подъезда вышел младший сержант в бронежилете, в каске, с оружием, закреплённым на грудном отсеке, с палкой, с газом, с наручниками. Он подпёр дверь кирпичом чтобы та не закрылась и подходя к 311-му экипажу, он разоблачился, скидывая броню и спецсредства внутрь. Перецепил пистолет Макарова из нагрудной кобуры в поясную и после этого подошёл к нам, поздоровался, заглянул в экипаж, увидел спящего Лаечко, цыкнул типа: «Мне бы так» и пошёл к себе обратно в машину.
— А, да, — выглянул из окна уезжающей машины старшина, — Все окна выходят во двор, трёхкомнатная, в квартире есть травматическое оружие. Удачи. Рота, не спать!!!
Последнюю фразу он крикнул Лаечко, который в ответ показал ему средний палец.
— Саш, позвал я его, дай броню с каской заберу? — выдохнул я, наклоняясь в окно.
— Отставить броню и каску, заступай так, — полусонно ответил он.
— А вдруг что? — уточнил я.
— Вдруг что, например? В управе еще планёрки, у дежурных пересменка, успеешь еще в броне настояться, — выдохнул он и, видя, что я не отхожу, произнёс, — товарищ младший сержант, приказываю заступить на охрану объекта без бронезащиты и каски! Если что, вали всё на меня.
Пум-пум-пум, — подумалось мне. Вот так я уже сгонял в 94-м сопроводить журналиста до штаба без брони, благо оружие было, но приказ есть приказ.
— Давай хоть ПР заберу, — произнёс я.
— И без Пэ-эР-а. Вон газ с наручниками есть, их если что хватит, и не забывай, что главное оружие полицейского — это ручка и интеллект. А чтоб тебе там не скучно было, возьми в папке бланк, заполни платформу для изучения объекта.
— Саш, он же уже не стажёр, — произнёс Дима.
— И ты, Дим, заполни карточку следующего объекта, если тоже скучно просто служить, — сонно выдохнул он.
— А ты тогда машину со мной помоешь после смены, да⁈ — повысил тон Дмитрий.
Но ему не ответили, а наоборот, засопели с задних сидений. А я, собственно, взял бланк среди других бланков в папке старшего группы задержания и поплёлся наверх. Как там было… четвертый этаж, 37-я квартира… Захватив с собой рацию, она-то не помешает.
Я потянул тяжёлую дверь, и меня встретил затхлый, спёртый воздух, пахнувший пылью, старыми коврами и едва уловимой ноткой желудочной кислоты — тут когда-то кого-то тошнило. Железная дверь зелёного цвета с затёртой до блеска стальной ручкой отворилась со скрипом доводчика. Да, память Кузнецова потихоньку начинала делиться со мной знаниями о дверных доводчиках вместо пружин на дверях и о домофонах, специальных замках, которые можно открыть, подняв трубку в каждой квартире. Пока я внутри, оставлю дверь частично приоткрытой на кирпиче, решил я.
Свет в коридор почти не проникал. Единственная лампочка под потолком не работала, но только я шагнул к внутренней двери, она загорелась. Датчик движения сработал на меня. Не удивлюсь, что в этом времени даже на гранаты такие ставят вместо проволоки. Но память Кузнецова об этом ничего не знала — в мирной стране он отслужил срочку в ВВ и не два года, а всего один — халява.
Под ногами у меня скрипел песок на бетонных ступенях. Я взялся за перила — они когда-то были покрашены в синий цвет, но теперь краска облупилась, обнажив рыжую, липкую от грязи металлическую основу.
Почтовые ящики на первом этаже больше походили на поле боя: некоторые были сорваны с петель, другие вмяты, а сквозь щели третьих я видел бумагу. Звонкий лай за одной из дверей сопровождал мой подъём, пока я шёл наверх на четвёртый этаж. Мои шаги отдавались глухим эхом в бетонной лестничной клетке, и с каждым пролётом запах кислятины становился всё острее. Всё это казалось немыслимым: у людей телефоны что те компьютеры, датчики движения на лампочках, опять же домофоны, но столь убогий подъезд — словно это никому не надо. Всё это нездраво напоминало фильм «Бегущий по лезвию», киберпанк наяву — рассвет технологий и упадок нарывов. Например, в моём 94-м никаких «Голубик» бы не было — сожгли бы просто вместе с обитателями. Или ОМОН бы разогнал до 120 км в час… Вместе с картинками настоящего память реципиента начинала делиться со мной и новыми словами, например, вчерашний «штрих» был мне теперь понятен, переводился как «опасный урод»… Так вот, по мнению современной молодёжи, меня можно было назвать сексистом, шовинистом и гомофобом. Но были у меня и минусы…
Искомая мною дверь была сразу на четвёртом этаже и направо — красивая, твёрдая, с электронным звонком и глазком на оном, с витой ручкой и мерцающей красной лампочкой над.
Отлично, тут я и проведу следующие часы своей двадцатилетней жизни. Словно часовой на посту, я должен сторожить чью-то собственность. Часовому запрещается всё самое интересное: спать, сидеть или прислоняться к чему-либо, разговаривать, петь, писать, читать, есть, пить, курить или отправлять естественные надобности, принимать или передавать какие-либо предметы другим лицам. Никому не отдавать оружие и не передавать его другим лицам, даже начальнику караула или разводящему.
Что напрямую противоречит приказу старшего с говорящей фамилией Лаечко — писать изучение объекта. И я спустившись в проём между этажами, положил листок на подъездный подоконник начал набрасывать текст:
РАПОРТ
О результатах изучения объекта (квартиры)
«06» августа 2025 г.
Докладываю, что в ходе несения службы было совершено изучение охраняемого объекта (квартиры) по адресу: ул. Киевская, д. 12, кв. 37.
В ходе осмотра установлено следующее:
Объект (квартира) расположена в пятиэтажном многоквартирном жилом доме, во втором подъезде, на четвертом этаже. Входная дверь в квартиру расположена непосредственно справа при выходе на лестничную площадку четвертого этажа. Дверь металлическая, с электронным звонком и глазком. Контрольная лампа над правом верхнем углом дверного косяка.
Объект имеет два окна, выходящие во двор дома. Окна просматриваются с прилегающей территории.
Подъезд оборудован системой домофона. Имеется датчик движения, включивший освещение при моём подходе.
Лестничная клетка требует повышенного внимания — плохое освещение, ограниченный обзор с нижних этажей.

Младший сержант полиции / С. А. Кузнецов / Подпись.
Оглядев своё творчество я подумал не многовато ли я раз взял «квартиру» в скобки? Это я узнаю только завтра, когда буду сдавать работу секретарю роты.

Часы на посту — они как вода в дырявом ведре: кажется, вот-то вот наполнится, а смотришь — всё на том же уровне. Я прошелся по лестничной клетке от третьего до пятого этажа, сверяя обстановку с только что составленным рапортом. Да, освещение действительно отвратное. Да, запах на четверном — коктейль смешанный из старого ковра, кислых щей и чьей-то безысходности.
Поднимаясь обратно к своей двери, я услышал скрип сверху. Медленный, шаркающий шаг. Из полумрака пятого этажа неспешно спускался седой мужчина преклонного возраста, таких еще называют дед, — тщедушный, в стёганой жилетке, несмотря на август, и с тростью. Он внимательно, без суеты, оглядел меня с ног до головы.
— Милиция? — буркнул он, не столько спрашивая, сколько констатируя факт. Голос у него был хриплый, прожжённый, как этот подъезд.
— Полиция теперь, — автоматически поправил я.
— Всё одно. Вы, значит, тридцать седьмую караулите? Надо же, я прямо над ними живу.
Вот это поворот. Квартира «снялась», и сосед сверху может что-то знать.
— Да, ждём хозяев. Не можем перезакрыть, — подтвердил я. — Может, вы знаете, как с ними связаться? Телефон, может, у вас есть?
Дед медленно, с театральным достоинством, покачал головой.
— Не-а. Не знаю я их. Вчера только, под вечер, шумели. Гудели, значит. А машина его во дворе и сейчас стоит. Белая. Видать, на такси хозяин укатил. Или вообще не ночевал.
«В целом уехать на такси, а не брать своё авто — правильная тема», — мелькнула у меня мысль. Если планируешь вернуться пьяным или просто не в состоянии водить. Логично.
— А то за марка авто? — уточнил я, пытаясь выжать из ситуации хоть что-то.
Дед фыркнул, брезгливо сморщившись.
— Да чёрт его знает, этих «китайцев» развелось. Белый такой, с ромбиками на решётке радиатора.
Спасибо. Ни модели, ни номера. Хоть цвет есть.
— Понял, спасибо, — кивнул я, давая понять, что беседа окончена.
Но дед не уходил. Он облокотился на палку, словно собираясь нести вахту со мной в паре.
— И долго это ещё? — спросил он, с надеждой глядя на дверь 37-й квартиры, будто от меня зависело, когда она волшебным образом откроется.
— Пока не приедут, — развёл я руками. — Или пока хозорган не ответит.
Он что-то неопределённо пробурчал себе под нос, качнул головой, словно говоря «эх, молодость, совсем служить разучились», и, наконец, зашаркал вниз. Его шаги медленно затихли, оставив меня в компании гула из вентиляции и всё того же едкого запаха.
Я посмотрел вниз через подъездное окно.
«С ромбиками на решётке…» — покрутил я в голове образ. Память Кузнецова лениво поскреблась и выдала: возможно, Chery или Geely. Но какая разница? Машина во дворе — это хоть какая-то ниточка. Может, номер записать? Хотя бы для галочки. Для того самого рапорта.
Далее я достал рацию и, открутив от неё антенну, зажал кнопку передачи.
— 305-й, 705-му, — позвал я.
— Слушаю, — ответил Дима.
— Слушай, тут сосед сверху спускался, говорит, что хозорган кутить вчера изволил, а машина его во дворе стоит, может, он там? — спросил я, и тут в кармане запиликало.
Я достал телефон и увидел входящий, подписанный как «Дима водитель 305».
Взяв трубку, я услышал голос Димы:
— Ты что, радиоэфир засоряешь? Рация же есть?
— Так я антенну выкрутил, меня только вы слушать можете, — ответил я.
— Телефон же есть. Какая машина?
— Белый китаец, с ромбиками на решётке радиатора, — выдал я.
— Щас гляну, — произнёс Дима и, повесив трубку, вышел из экипажа и направился к машине.

И тут я услышал, как ручка у охраняемой мной двери несколько раз опустилась и поднялась, характерно щёлкая замком. А потом в квартире раздался грохот. Я молча вкрутил антенну в рацию и поднялся на площадку, стараясь не попасть в поле зрения камеры электронного звонка. Преступник был внутри и пытался выйти, но что-то пошло не так.



Глава 9
Жулик

Ручка снова дёрнулась, и я наконец сообразил, что к чему. Она опускалась вниз, а створка при этом дёргалась внутрь квартиры. Так не бывает — все железные двери, которые я видел, открывались наружу, чтобы злоумышленникам было сложнее их выбить. Здесь же всё было наоборот.
И я решил играть на опережение: резко опустил ручку вниз и рванул её на себя. Дверь поддалась, но туго, словно её что-то держало изнутри. Я упёрся ногой в косяк, перехватил ручку обеими руками и вытянул её всей силой Славиного тела.
— Ох, ё! — раздался изнутри приглушённый возглас, и в проём на пузо повалился кто-то большой.
Это был здоровенный мужик, от которого разило перегаром, как от целого пивного ларька. Лицо красное, опухшее, майка на животе заляпана чем-то тёмным. Он тяжело рухнул в коридор, едва не накрыв меня своим весом.
Мозг выдал единственную логичную версию: преступник. Я тут же навалился на него сверху, прижимая коленом к липкому от грязи полу.
— Стоять! Полиция! — скомандовал я, пытаясь схватить его за руку.
— О-т пусти, я нал-оги плачу! — заорал мужик сиплым пьяным басом и дёрнулся, едва не сбросив меня. — Это мой дом!
— Вам вменяется проникновение в жилище граждан! — проговорил я.
Он выкрикивал это с такой уверенностью, что на секунду я и правда усомнился. Но нет — квартира была поставлена на охрану, хозяев нет, а этот тип тут сидел и, видать, ждал, пока мы уйдём. Я изловчился, цепляясь за его скользкую от пота руку, и попытался завернуть её за спину. Но тело Славы Кузнецова, мягко говоря, не было готово к борьбе с таким тяжеловесом. Мужик рычал и хрипел, пытаясь перекатиться на меня. С третьей попытки, уже на грани того, что он вот-вот меня опрокинет, мне удалось заломить ему обе руки за спину и с щелчком застегнуть наручники.
— Сука, руки онемели! Я тебя посажу! Ты больше работать не будешь! — не унимался «хозяин», лёжа лицом в пол.
Я встал, отдышался и поднял рацию.
— 305-й, 705-му. Приём.
В эфире послышалось шипение.
— Слушаю, — это был Дима.
— У меня тут жулик из квартиры вывалился. Поднимись.
Почти сразу в разговор врезался дежурный:
— 705-й — «Казанке». Какой ещё жулик?
— В охраняемой квартире сидел и ждал, пока оцепление будет снято, — доложил я, глядя на своё пленное «сокровище», которое теперь лишь хрипло материлось уже в пол.
— Жди, — коротко бросила «Казанка».
Минуты через две снизу послышались тяжёлые шаги. На площадку поднялись Дима и, к моему удивлению, знатно отдохнувший и хмурый Лаечко. Они остановились и несколько секунд молча разглядывали картину: я, запыхавшийся, и огромный мужик в наручниках, лежащий в проходе и вяло ругающийся матом, что-то про мусорской беспредел.
— Ну ты даёшь, Славка. Кого поймал! Уважаемый⁈ — произнёс он, наклоняясь к жулику. — Документы у тебя есть? Фамилия, имя, отчество, год рождения?
— А с-сука! — прохрипел задержанный.
— Японец, что ли? — не понял Лаечко. — Что-то ты на самурая не похож, на борца сумо — возможно. Документы спрашиваю, есть какие-нибудь?
— Дома в сейфе! — выдал лежащий. — Это моя квартира!
— Дома в сейфе пистолет, мы тебя к нему не пустим без дежурного. А если это твоя квартира, то почему с ночи не открывал⁈ Экипаж уже часов 12 к тебе в квартиру долбится, а дежурный на сотовый звонит⁈
— Я не слышал. Спал. Ослабьте наручники, руки онемели!
— Может, правда хозорган? — предположил Дима.
— Дежурный приедет — разберётся. Слава его уже в наручники заковал, теперь нужно всё по букве закона проводить. Слав, физическая сила была применена после того, как задержанный не внял законным требованиям сотрудника полиции?
— Естественно, — произнёс я.
— В рапорте так и укажешь: хватался за форменную одежду, угрожал увольнением.
— Как ты узнал, что он угрожал увольнением? — не понял я.
— А ты, когда нас вызывал, он в радиоэфире уже себе много чего наговорил, весь район слышал.
— Пацаны, это правда моя квартира, — выдал задержанный снизу. — Дайте встать, холодно на бетоне.
— Попробуешь бежать — к тебе снова будет применена физическая сила и боевые приёмы борьбы. Как понял? — спросил у него Лаечко.
— Понял, — прокряхтел задержанный.
— Подними его, — обратился ко мне Лаечко.
И с трудом задержанный был поднят. А для себя я решил, что надо спортом заниматься. Лучше борьбой, чтобы такие эксцессы мне не доставляли больше проблем.
Не прошло и десяти минут, как в подъезде раздались новые шаги — быстрые и спешащие. На площадку поднялись дежурный, капитан Мельников, и наш командир взвода Мухаматдиев. Последний одним взглядом окинул ситуацию: мы втроём, и рослый мужик в наручниках, понуро стоящий у стены.
— Докладывай! — спросил дежурный, обращаясь к старшему.
И Лаечко, поведал, что третий, то есть я, дежурил у двери, услышал возню, дёрнул ручку на себя, оттуда вывалился данный гражданин, а так как в квартиру неоднократно стучались, было решено, что данный товарищ — преступник.
— Капитан, да я жуву тут, у меня документы в сейфе, — взвыл задержанный, и в голосе его уже было меньше хмельной удали, а больше трезвеющего ужаса. — Я хозяин! Олег Викторович Ибрагимов! Документы в сейфе, в углу за ширмой! Убедитесь сами!
— А почему дверь не открывали?
— Спал. А когда решил выйти, этот мне чуть руку не сломал.
— Вот вам вводная, товарищ задержанный. Вы вовсе не Ибрагимов, а его друг, вчера бухали вместе и на фоне спора про израильско-палестинский конфликт вы его придушили и, возможно, допив содержимое стола в одиночестве, решили, что надо составить себе алиби. Сдали квартиру на сигнализацию. Наблюдая, как действуют сотрудники Росгвардии, планировали тихо уйти с места преступления. И вот, выбрав момент, покинули квартиру и были задержаны. А Олег Ибрагимов внутри мёртвый лежит.
— Да я и есть Олег! Вы зайдите, посмотрите, и документы в сейфе!
— Всё бы ничего, но там у вас может прятаться вооружённый подельник, ожидающий такого момента, — проговорил капитан, а задержанный звучно выдохнул, опуская голову вниз. — Что мы сейчас и проверим. Потому-то вас и заковали в наручники.
— Старший сержант, к досмотру объекта приступить! — скомандовал он уже Лаечко.
— Есть, — кивнул тот и, сняв АК с плеча, снял его с предохранителя и дослал патрон в патронник. — Дим, со мной вторым номером, Слав — на рации, карауль задержанного.
Водитель кивнул, извлекая ПМ и приводя его в боевую готовность: сняв с предохранителя и передёрнув затвор, направил оружие вниз.
Я не видел, что там происходило, но двойка — Саша и Дима — двинулись в квартиру.
— У меня ковры! — проскулил задержанный.
— А у нас работа, — пожал плечами прапорщик Мухаматдиев.
А изнутри доносилось на два голоса: «Чисто!», «Держу!», «Справа!», «Чисто!», «Ещё одна комната!», «Дверь!», «Работает полиция, если кто есть — выходите!», «На три-четыре!», «Держу!», «Слева!», «Чисто!».
Наконец в рации раздался голос Лаечко:
— 711, 705-му.
— Слушаю, — ответил рядом со мной стоящий командир взвода.
— Объект чист.
— Принято, — ответил Ратмир и обратился уже к нам всем: — Ну, теперь пойдёмте смотреть документы в сейфе.
— Я от вас откажусь вообще, вы мне везде тут натоптали! И счёт вам через суд выпишу!
— Не велика потеря. Вас полсуток охраняет целый боевой экипаж. Вы думаете, нам заняться в районе нечем? А по поводу суда — сначала «неповиновение» отобьёте с 15 сутками отсидки. А уже потом наши юристы вашим расскажут, почему наши действия были правомерны, — произнёс Мельников.
Мы вошли внутрь. Первое, что ударило в нос — тяжёлый микс, где застоявшийся спиртовой перегар и вонь сигаретного перегара боролись со сладковатым душком парфюма, которым кто-то явно пытался забить всё остальное. Воздух был спёртый, им было трудно дышать. И больше всего хотелось открыть окна, которые были почему-то закрыты.
И вся эта вонь царила в, без преувеличения, богато обставленной трёхкомнатной квартире. В гостиной стояла массивная стенка из тёмного дерева, огромная плазма на стене, а в центре — кожаный угловой диван, на котором, судя по вмятинам, недавно отдыхала целая рота. Но главным, парадоксальным украшением интерьера были белые ковры. Или то, что от них осталось. Они устилали пол во всех комнатах, и теперь больше напоминали полотно боевых действий. Повсюду были видны тёмные засохшие пятна — то ли от вина, то ли от чего-то покрепче. В нескольких местах валялись окурки, притоптанные в белоснежный ворс. Кто-то прошелся по ним в грязной обуви, оставив серые разводы. На одном, прямо перед диваном, красовалось большое малиновое пятно, будто кто-то опрокинул сюда пол-литра портвейна.
В столовой на стеклянном столе стояли окаменевшие от времени остатки пиршества: пластиковые тарелки с засохшими закусками, пустые бутылки из-под виски, водки и газировок. Одна из бутылок лежала на боку, и из неё вытекла лужица, образовав на белом ковре липкое пятно.
Проходя мимо спальни, я мельком увидел огромную кровать с мятым бельём и навороченный компьютерный стол. Везде царил тот же хаос: дорогие вещи, явно купленные со вкусом, и следы жуткого, разгульного образа жизни, въевшиеся в эту роскошь, как те пятна в белоснежный ворс. Это было похоже на дорогой гроб, внутри которого накануне бушевал бунт мебели из сказки про Мойдодыра.
— Ковры говорите⁈ — уточнил Мухаматдиев.
— Чистые были! До вашего вторжения, — выдал задержанный.
Мухаматдиев кивнул Лаечко. В углу зала, и правда, была ширма, а за ней — небольшой сейф серого цвета.
— Код? — коротко спросил Лаечко, повернувшись к задержанному.
— Сорок-пятнадцать-ноль, — быстро проговорил тот.
Лаечко набрал комбинацию. Щёлкнул замок. Внутри, на бархатной подложке, лежал паспорт. Старший сержант достал его, щёлкая страницами. Все замерли.
— Ибрагимов Олег Викторович, — вслух зачитал Лаечко. — Прописка: улица Киевская, дом 12, квартира 37.
Он поднял глаза, сравнивая фото в паспорте с лицом мужчины. Лицо было опухшим, но черты — те же. Я и сам увидел сходство.
— Фото совпадает, — констатировал Мухаматдиев, заглянув через плечо. Его лицо оставалось невозмутимым, но в глазах читалось раздражение. — Старший сержант, оформляй «снятие».
— Папка в машине, давай её сюда, — произнёс мне Лаечко.
— Принято, — кивнул я и отправился вниз, понятное дело, зачем еще человек без оружия в команде. Мол, дорастаешь до старшего, будут за тебя броню и документы таскать. Благо силы и задора от молодости дофига, слетать вниз-вверх по лестнице — плёвое дело.
Я ринулся вниз по подъездной лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Тело Славы, несмотря на свою неповоротливость в борьбе с тем буйволом, в таких спринтах чувствовало себя неплохо — сказывалась молодость и, видимо, привычка бегать по вызовам.
Подскочив к экипажу, я потянул ручку двери старшего. И та не открылась. Но в этот самый момент раздался короткий, отрывистый писк, и все замки авто щёлкнули, приподнялись ручки. Дверь подалась.
Я застыл на секунду, ошарашенный. Не успел я даже подумать. Это ещё что за магия? Я огляделся. На балконе четвёртого этажа стоял Дима, с небрежным видом прицеливаясь в мою сторону брелоком сигнализации. Он явно видел мою незадачливую борьбу с дверью и теперь наслаждался моментом. Дружеский подкол — засчитан.
«Удалённое закрытие и открытие — технолоджия, блин», — мелькнула у меня мысль, пока я, уже не теряя времени, распахивал дверь и наклонялся к сиденью. Папка с документами лежала на месте, аккуратная, серая. Я схватил её и, хлопнув дверью, рванул обратно к подъезду.
И снова технологическое чудо. Едва я сделал пару шагов, как за спиной раздался тот же писк, а затем мягкий, но уверенный звук захлопывающихся замков. Я на ходу обернулся. Машина стояла, словно бронированный жук, снова герметично закрытая и, я не сомневался, поставленная на «охрану» тем же невидимым повелением с брелока в руках у Димы. Никаких лишних движений, архи удобно — подумал я. И, вбежав в подъезд, я быстро поднялся на этаж, влетая в квартиру, протянул папку Лаечко. Тот, не глядя на меня, принял её и тут же начал заполнять бланк.
— Ну что, Олег Викторович, — обратился Мухаматдиев к задержанному, чьё лицо постепенно приобретало осмысленное и несчастное выражение. — Теперь давайте о «неповиновении» и оскорблении сотрудников. Вы реально хотите пройтись по всем кругам этого ада?
Ибрагимов безнадёжно махнул рукой, бряцая наручниками.
— Всё, — он протянул Лаечко листок и ручку Ибрагимову. — Распишитесь.
Тот, всё ещё в наручниках, беспомощно посмотрел на свои закованные руки. Мухаматдиев мотнул головой в мою сторону.
— Отстегни.
Я щёлкнул ключом, наручники расстегнулись, и я убрал их в подсумок. Ибрагимов, потирая запястья, с опаской взял ручку и, не глядя, накарябал свою фамилию.
— Парни, давайте по постам и маршрутам, — командир взвода обратился к Лаечко, — С Богом, в район.
— А 19.3 КоАП РФ? — не понял тот.
— Успеете.
Лаечко кивнул, собирая бумаги. Мы втроём вышли из квартиры, оставив Олега Викторовича Ибрагимова наедине с дежурным и взводным. Мы молча спустились вниз. Лестница, которую я ещё несколько минут назад летел как ошпаренный, всё ещё воняла, и я, кажется, понял почему: кого-то стошнило прямо в цветок, стоящий на пролёте между третьим и вторым этажом. Не исключено, что ту же тварь, что побывала в моих браслетах. Адреналин схлынул, оставив после себя приятную уверенность. Что я всё делаю правильно. Послужу пока в ОВО, а потом, может, в ОМОН переведусь, а оттуда снова в СОБР, только вот образование нужно, хотя бы техническое, а у Славы Кузнецова с этим беда… Ничего, поправим и физику, и образование.
Дима щёлкнул брелком, и «Ладушка» послушно пискнула, открывая замки. Мы сели в салон: Дима за руль, я на место третьего возле горы бронежилетов и касок, а пришедший в себя Лаечко спереди, кладя папку с бумагами в бардачок, а АКС-74У — в полку двери. Двигатель заурчал, и мы тронулись, открывая окна, впуская в салон свежесть рабочего летнего дня.
А когда мы вырулили со двора, Лаечко, глядя в зеркало заднего вида, произнёс негромко, но весомо:
— Ну что, Славка. Поздравляю с первым задержанием. По-взрослому. Не каждый день такого буйвола голыми руками берут.
Я кивнул, чувствуя странную смесь гордости и опустошения.
— Служу России, — выдохнул я.
— Жаль, материала по 19.3 из этого не получится, — продолжил старший.
— А почему? — оживился Дима, перестраиваясь на главную дорогу.
— Ратмир только что в «Вотсап» написал, — ответил Лаечко, доставая телефон. — Говорит, будет просто акт. Объяснил коротко: по АППГ у нас уже достаточно 19.3 на этот месяц. Больше сделаем — в следующем году больше надо будет. Замкнутый круг.
— АППГ? И что, если мы сейчас кого-то ещё поймаем, это нам же потом боком выйдет? — уточнил я.
Лаечко усмехнулся, но без веселья, а как-то устало.
— Ага. Аналогичный Период Прошлого Года. Священная корова нашей отчётности. Если коротко и на пальцах, то: если в том году в августе-месяце мы оформили, скажем, пять краж, то в этом должны оформить не меньше пяти. Будет меньше — дрюкнут. Будет больше — не похвалят, а в следующем году нужно будет снова бить рекорды АППГ.
Он на секунду задумался, формулируя мысль, глядя на проплывающие мимо дома.
— И всем пофиг, что в этом месяце реально не было пяти краж. Но циферку потребует. Рожай. Ездить с операми, договариваться, чтоб в сводку включили лишнюю палочку. Этим взводный обычно и занимается, говорит, сколько палок надо и по каким статьям КоАП РФ. А наше дело — поймать. Его дело — командира — провести материал, чтобы цифры прошли за нами. И всем нам в следующей году эти цифры подтверждать или бить рекорды.
В салоне повисло молчание. Дима лишь покачал головой, сдержанно хмыкнув. А я смотрел в окно на Кировский район, на людей, спешащих по своим делам. И этот город, яркий, чистый, почти что Питер.
— Понятно, — наконец сказал я.
— Не вдумывайся сильно, надо просто работать свою работу, думает за нас командир, — философски заключил Лаечко, откидываясь на сиденье. — Привыкнешь.
— 305 — «Казанке»⁈ — проговорила рация голосом помощника дежурного.
— Слушаю, — взял тангенту Лаечко.
— Что там по квартире и жулику?
— Нет никакого жулика, хозорган это, составлен акт.
— А что не докладываешь, что в районе⁈
— Докладываю! Выдвинулся в район патрулирования, — произнёс Лаечко, улыбаясь.
— Для тебя снова есть работа…
— Внимателен, — проговорил старший, готовясь слушать следующее поручение…



Глава 10
Череп и кости

— Для вас вызов, — голос помощника дежурного был ровным и даже монотонным. — Московский тракт, 6/1. Общежитие №2. Сообщение от дворника. Найдены… останки. Подробностей нет.
— А СОГ что? — спросил старший, имея в виду следственно-оперативную группу от РОВД.
— На выезде СОГ. Скатайтесь, гляньте, я твой номер дал криминалисту, с тобой свяжутся.
— Выезжаем, — Лаечко вернул тангенту на место и откинулся на сиденье. — Поехали, Дима. Останки. Звучит многозначительно.
— Мы-то там зачем? — поморщился водитель, поворачивая в сторону самой серверной части Кировского района.
— Оцепим, опросим, далее по ситуации. Мне позвонить, вроде как, должны.
Мы подъехали на место минут через десять. Найти было несложно. У общежития, возле песчаной горки, оставшейся, видимо, с ремонта дороги, стоял возрастной мужчина в светоотражающем жилете и махал нам рукой.
— Ну, пойдёмте смотреть, на зомби — на останки, на какой-то хутор, у какой-то Диканьки. — зарифмовал Лаечко.
И мы вышли из авто, которое тут же пикнуло, закрыв себя на все замки, и пошли к дворнику.
— Здравствуйте. Это я звонил. Утром песок для клумбы грести стал, а он… там… лежит, на меня смотрит. — дворник показал рукой на горку.
И мы приблизились к горке с песком. ОН там и правда был, отдельно лежащий белый череп без нижней челюсти. И теперь он «смотрел» на нас всех, не моргая своими пустыми глазницами.
— На поделку похоже, — произнёс Дима, чуть наклоняясь и смотря на череп.
— Дим, опроси первого свидетеля. — Распорядился Лаечко. — Вызов был, значит, надо отрабатывать. Поэтому СОГ и не спешит кататься, а мы же как фаервол для них, первая линия обороны от спама.
— Блестит, — заключил я, смотря на череп, — Кость не должна блестеть. И маленький какой-то.
— Детский, может. О, входящий в зелёном мессенджере, да ещё и видео. — отвернулся от кучи с песком Лаечко, доставая сотовый.
Тем временем Дима проводил дворника к машине заполнять первичный опрос-лист.
— Здравия желаю, — выдал старший, смотря на телефон.
— Привет, что там у вас? Прибыли на место? — произнесла картинка, на экране был кто-то по гражданке.
— Точно так, прибыли, дворник нашёл предмет, похожий на череп, только он блестит что-то. — отрапортовал Лаечко и перевёл камеру телефона на артефакт. — Думаем, что поделка.
— Старшой, у тебя есть пакет в машине, целлофановый? — спросил его сотовый.
— Найду.
— Сфоткай на мобильный место крупным планом, чтобы было видно общежитие и череп с нескольких ракурсов, потом аккуратно, не касаясь пальцами, положи его в пакет. Что дворник говорит, когда находка была сделана? Чем пахнет череп?
— Утром, говорит. А чем пахнет, я не знаю, не нюхал.
Но тут наклонился я и аккуратно понюхал артефакт: сырой песок, пах сыростью, а череп — едва различимо — лаком и гарью.
— Ты что делаешь? Ковид ничему не научил, вдруг там трупный яд⁈ — спросил меня старший.
— Череп не свежий, если это череп. Лаком пахнет и гарью, а ещё смотри — на нём следы восковых капель. Сверху. — произнёс я.
— Дим⁈ А ты в кинологи хотел? У нас в экипаже человек-нос появился. — громко позвал Диму Саша.
— В экипаже, где старшим ездит ЛаечкА, третий тоже имеет права вещ-доки нюхать! — было ему ответом из машины.
— Бойцы, отставить там. Когда всё сфотаете, зайдите в общагу, гляньте, цепляют ли камеры эту горку, есть ли запись, если есть, снимите на видео, кто его туда поклал. Если что, звоните мне. Как поняли?
— Поняли, — произнёс Лаечко, смотря на угасшую картинку на экране. — Вот так, Слав, «палки» в АППГ и получаются, мы помогаем им, они помогают нам. — Возьми мультифору у меня. Череп должен влезть.
— Что взять? — не понял я.
— Мультифору, прозрачную, я её как пакет использую.
Я кивнул и направился к машине, пока Лаечко фотографировал место находки. Что такое мультифора, я не знал, но хотел спросить у водителя.
— Слушай, Саша сказал, что тут мультифора какая-то у него есть? — выдал я.
— Так златоводцы файл называют.
— Что? — снова не понял я.
— Такая папка, прозрачная. Для документов, у него в папке поищи. — произнёс Дима, сидя в машине, заполняя документ со слов дворника, сидящего на заднем сидении.
Целлофановая папка с дырочками по одной стороне, имеющая два названия — «файл» или «мультифора» — была тут не одна, а целая стопка; я на всякий случай взял три.
Возвращаясь к старшему, который возился с фотографиями у себя на телефоне.
— Клади внутрь. — не глядя на меня распорядился он.
«Не зря взял три», — подумалось мне, и, надевая на каждую из рук целлофановую диковину, я на секунду помедлил — не лежит ли под весом черепа придавленная граната без чеки, но потом, отбросив чеченские мысли прочь, приподнял череп, положив его в папку.
Почему целлофановую папку просто не называть папкой, зачем к ней аж два названия, стало для меня загадкой. Осмотрев артефакт, я окончательно убедился, что он либо детский, либо является искусной поделкой, не зря же его покрыли лаком, а на затылке у поделки виднелся номер. Экс-013714.
— Саш, тут номер, — сразу же выдал я.
— Точно. Дай сфотаю и ленивцам в райотдел отправлю. Придумали мне тоже, в МВД удалёнку ввести.
— Удалёнку? — переспросил я.
— Ты же говорил, что память возвращается? — вопросом на вопрос ответил Лаечко.
— Частично и медленно, — проговорил я.
Всё было так: память Вячеслава смешивалась с моей, кусками, секторами; на слово «удалёнка» она реагировала странно, бросаясь в ответ словами ещё страшнее: ковид, локдаун, «Спутник-V», самоизоляция.
После пандемии Союзное государство и вышло из ВОЗ. И тут же последовал ещё один санкционный пакет с пакетами. Казалось бы, кому какая разница, в ВОЗ мы или нет. Но, видимо, Европе и коллективному Западу разница почему-то была.
— Ладно, главное завтра на экзамене НПА не забудь и ТТХ ПМа… Будем вспоминать дальше, когда с этим разберёмся, — Лаечко жестом показал на пакет с находкой, — Пошли в общагу, проверим камеры.
Мы направились ко входу в общежитие. Дверь оказалась тяжелой. Внутри пахло новым линолеумом и летним ремонтом. Вахта располагалась сразу справа, за стеклянной перегородкой с небольшим окошком. За столиком сидел парень лет двадцати в клетчатой рубашке. Он смотрел в телефон, но, увидев нас, сразу же выключил его и сделал вид, что бдит.
— Здравствуйте, — Лаечко достал удостоверение и приложил его к стеклу. — Нам нужно посмотреть записи с ваших камер наблюдения.
Вахтер, не меняя выражения лица, медленно поднялся.
— Камеры… это к коменданту. Сейчас позову.
Он куда-то позвонил, пробурчав в трубку неразборчивое: «К вам полиция». Минут через пять из глубины коридора появилась женщина в халате, с влажными руками и строгим лицом. Видимо, комендант. Она вытерла руки о подол и, не здороваясь, спросила:
— В чем дело?
Лаечко повторил, показывая удостоверение и ей:
— Записи с камер нужны. У вас во дворе находку сделали. Возможно, кто-то из проживающих причастен.
Комендантша, хмыкнув, провела нас в свою тесную комнатушку, заставленную папками. На столе стоял монитор компьютера, разделенный на четыре квадранта. Она несколько раз щелкнула мышкой.
— Какая камера? Та, что на вход смотрит, или та, что двор захватывает?
— Ту, что двор, — сказал я. — И ту, что на фасад смотрит, на песчаную горку.
Далее мы прокручивали запись за утро. Изображение было зернистым, но разобрать можно. Дворник с метёлкой, его резкое движение назад, испуг… Но как череп оказался на горке — видно не было.
— Дальше смотрим, — упрямо сказал Лаечко. — Надо найти, откуда он взялся.
Перемотали на ночь. Темно, лишь скупой свет фонаря кое-что освещал. И вдруг… в кадре что-то мелькнуло. Небольшой белый объект упал сверху прямо на склон песчаной горки и увяз в песке. Само падение заняло долю секунды.
— Стоп! — скомандовал Лаечко. — Откуда он упал? С крыши? Из окна?
Камеры, к сожалению, угол обзора имели ограниченный. Было ясно, что череп выбросили из общежития, но из какого именно окна — определить не получалось. Комендантша развела руками.
Вахтер, который стоял в дверях и смотрел вместе с нами, вдруг крякнул:
— А номер на нем… Он похож на те, что в анатомке ставят. У них там все пронумеровано. Черепа, скелеты, кожа…

Лаечко повернулся к нему:
— Анатомка? Где у нас анатомика?
— Да в роще, за ЗГУ, — буркнул вахтер. — В морге. Там такие штуки и лежат.
— Понятно, — Лаечко кивнул. — Спасибо. Пойдем, Слав.
Мы вышли из общежития. Лаечко позвонил в РОВД, доложил о находке и том, что, возможно, череп — экспонат. О чём свидетельствует номер. Однако почему он лакированный, оставалось загадкой. Вряд ли в анатомке при морге их лакируют.
— Заедем в райотдел, сдадим это дело криминалисту. А потом махнем в ту самую рощу. Надо проверить. Если это их, то кто-то неплохо «пошутил». Опера говорят, взять справку с универа о стоимости экспоната.
Мы сели в машину. А я положил пакет с зловещей находкой на заднее сиденье рядом со мной.
— Поехали, Дим. Сначала в РОВД. А там… в рощу, на экскурсию.
— Это же крюк целый? — нахмурился Дима.
— А ты торопишься куда-то? Или способ есть с суток пораньше уйти? — вопросом на вопрос ответил Саша, он окончательно пришёл в себя. — Всё лучше, чем стоять на снятии и киснуть.
Мы подъехали к РОВД. Лаечко остался в машине звонить, а я, взяв пакет с «находкой», направился внутрь. На входе дежурный, целый майор, остановил меня.
— Куда идёшь, младшой?
— К криминалистам. Второй этаж, — показал я удостоверение.
— А в пакете что? — буркнул он, приглядываясь.
— В мультифоре? — переспросил я для ясности и приподнял прозрачную папку, чтобы он увидел содержимое.
Дежурный скривился, увидев белеющий череп.
— Это вас что ли к меду отправили. Фу, мерзость… Проходи быстрей.
Железная дверь в дежурку открылась сама собой, пропищала и захлопнулась за мной, туго притягиваясь к откосу, какая-то электроника снова. Подумал я и поднялся на второй этаж, где без проблем нашёл кабинет 214. Постучал и, услышав невнятное «Входи!», открыл дверь.
Кабинет криминалиста напоминал скорее склад с окном или мастерскую. На стеллажах вдоль стен пылились гипсовые слепки, на столе в углу лежала коллекция взломанных замков — от старинных амбарных до современных китайских. Пахло металлом и пылью. Сам криминалист, мужчина лет сорока в потертом белом халате, копался с микроскопом.
— Я по заданию с Московского 6/2, — протянул я ему мультифору. — Череп. Тот что нашли у общежития.
Он взял пакет, повертел его в руках, внимательно разглядывая сквозь целлофан.
— Ну да, для черепа странно, что он с номером и лакированный. Но, возможно, жировые следы и отпечатки есть. Я пока займусь, а вы пока работайте, братья!
Я кивнул, хотя фраза «работайте, братья» прозвучала для меня странновато. Было ощущение, что это местная реплика, отсылка к какому-то резонансному случаю, которую моя спутанная память не уловила. В памяти Славы я даже видел футболки с этой надписью. Иногда, кстати, она использовалась не совсем корректно и считалась чуть ли не чёрным юмором, когда кто-то отлынивал от работы и бросал её: «Мол, поработайте за меня, ребят». Надо будет изучить вопрос происхождения.
Выйдя из кабинета, я почти столкнулся в коридоре с Лешей Ивановым, который, запыхавшись, бежал куда-то с системным блоком в обнимку. В расстёгнутом кителе, без фуражки, с мокрыми кудрявыми волосами.
— Привет, — кивнул я.
— Привет! — бросил он на бегу. — Что, работаешь?
— Ну да, — ответил я.
— Так держать! — крикнул он уже из дальнего конца коридора. — Слава богу, сегодня посплю нормально!

Жук, конечно, радуется чужой работе. Я вышел из РОВД и направился к машине, где меня ждали Лаечко и Дима.
— Сдал? — спросил Саша.
— Сдал. Криминалист сказал, что позвонит.
— Отлично. Теперь — в анатомку, в ту самую рощу. В ЗГУ, — Дима, заводи.
Машина тронулась, и мы поехали в сторону Златоводского Государственного Университета.
Роща при ЗГУ на проспекте Ленина встретила нас густыми кронами сосен и неспешной жизнью студентов и просто гуляк по роще. Асфальтированные дорожки петляли между деревьями, пересекаясь с узкими дорогами для машин. Повсюду сидели парочки на лавочках, а один студент спешил в учебные корпуса чуть ли не бегом, возможно, догоняя свои долги по учёбе. Мы миновали шлагбаум — Дима коротко погудел, и охрана открыла нам проезд.
— А мы едем в морг, — бросил Лаечко, глядя в окно на гуляющих девушек в неприлично обтягивающих штанах.
Настоящая диковина этого времени, почти все ходят в обтягивающем, в целом на девушках смотрится очень даже ничего. И только менты и вояки не соблазнились на эту моду. А в памяти всплыло, что были прецеденты, когда для военных форму шил какой-то модный дизайнер, Юдашкин, по-моему…
— С Москвы мода идёт новая, теперь у них там наоборот свободное, — выдал Дима.
— Что бы хорошее с Москвы шло, — цыкнул Лаечко, — Только глазу приятно стало, опять хотят всё скрыть.
Морг ютился за основными корпусами ЗГУ, величественными, с колоннами и арочными окнами, выполненными в белых цветах. Словно стараясь спрятаться, та самая анатомка представляла из себя небольшое, приземистое здание из серого кирпича, казалось, уходило в землю. Его узкие окна почти не пропускали света. Мы вошли внутрь, и холодный воздух, пахнущий формалином, мгновенно обволок кожу. На вахте справа за скромным деревянным столом сидел сторож. У которого Лаечко, не теряя времени, спросил, кто здесь старший. А тот отправил сообщение в мессенджере, и через несколько минут к нам вышел старший лаборант — мужчина лет сорока в белом халате, с усталым и внимательным взглядом. Первым делом Лаечко показал ему на телефоне фото черепа и крупным планом номер.
— Не у вас ли такой пропадал?
— Да, конечно, это ж наш! Его ещё в мае украли! У нас даже видео сохранилось, сразу после пропажи смотрели.
— А в МВД заявляли? — спросил старший, глядя на лаборанта.
— Заявляли, — кивнул тот. — Сказали, что будут искать.
— Ну, вот, похоже, нашли, — заключил Лаечко. — Давайте ка нам это видео.
Мы прошли в маленькую комнату с мониторами, где лаборант запустил запись. На кадрах студенты перемещались по анатомичке, один из них — худощавый и высокий парень с чуть длинными волосами, выбивавшимися из-под белого чепчика, — несколько раз пристально посмотрел прямо в камеру. Потом, когда помещение опустело, объектив кто-то завесил чем-то белым, вероятно, тем же халатом. Когда изображение восстановилось, полка, где лежал череп, была пуста.
— И что? — переспросил Лаечко. — Другие камеры за этот день есть?
Сказано — сделано, и лаборант принялся открывать папки с архивами, где на записях с другой камеры тот самый парень, что смотрел в камеру перед пропажей, шёл по коридору, прижимая к животу под халатом что-то округлое. Лаечко, не теряя времени, снял на свой сотовый оба видео и сделал скриншот лица студента.
— Вот только это всё косвенные, — тихо заметил я, глядя на экран.
— Только если отпечатков на лакированном черепе не будет, — парировал Лаечко. — В любом случае, это работа оперов уже. Тут не отвертятся. Придётся поездить.
Получив материал, мы вернулись в машину, откуда старший связывался с СОГ по тому номеру, куда скинул всё видео и фото. И ему тут же позвонили, и он зачем-то вышел из машины, чтобы поговорить и, видимо, размять ноги.
А я подумал, что чудеса чудесные — этот интернет. Раньше, я помню, чтобы фото скачать, нужно было ждать час. А сейчас видео пересылаются прямо со скоростью света, и можно вести не просто телефонный разговор, но и видеть говорящего. Будущее, ё-маё.
Теперь понятно, почему люди не следят за словами. Только тронь кого-нибудь пальцем, и уже завтра за тобой приедут хмурые люди в форме, у которых, в отличие от тебя, нет и не должно быть обтягивающих штанов.
— Как, блин, они это делают? — возмутился старший группы задержания, кладя трубку и бухаясь в кресло авто.
— Что там?.. — спросил Дима.



Nota bene

                Книга предоставлена                 Цокольным этажом                , где можно скачать и другие книги.            
Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN/прокси.
                У нас есть Telegram-бот, для использования которого нужно: 1) создать группу, 2) добавить в нее бота по                 ссылке                 и 3) сделать его админом с правом на                  «Анонимность»                 .            
* * *
Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:
 Патруль